След «Семи Звезд»

Приготовил и пистолеты, и шпагу.

– У тебя там еще одного кистеня часом не припасено? – пошутил он невесело.

– Токмо дубина, – ощерился возница. – О, сейчас все скопом пойдут! Держись, барин!

Бах! Бах! – отгрохотали пистолеты. Вжик! Вжик! – запела юркая шпага. Гух! Гух! – забасил кистень. Брызги крови, ошметки мяса летели в разные стороны.

Крупный кобель уставился прямо в глаза поэту. Тяжелый, пристальный и какой-то глумливый взгляд. Точно оценивающий. Стоит ли с тобой вообще связываться? Достойный ли ты противник или так, одно недоразумение, мелкая и надоедливая блошица, которую можно запросто вычесать из шерсти?

Этот обмен взорами с псом, тянувшийся не более мига, показался Баркову долгим, как час. Что-то такое мелькнуло в собачьих глазах. Узнавание? Страх? Ненависть?

Кобель прыгнул вперед.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного, и прими…»

– Готовсь! Одиночными – пли! Да цельтесь исправно, чтоб в людей не попасть!

Глас архангельский?

Бах! Бух! Бах! Бац!

Тяжелая рыжая туша сбила Ивана с ног и придавила к земле. Смрадное дыхание обожгло щеку.

– Не дайте им уйти! – командовал все тот же, показавшийся поэту ангельским пением, звонкий бравый голос. – Уничтожить всех тварей до единой! Господин копиист, вы там целы или как?!

Глава тринадцатая. Тупик

Москва, май 201… г.

Утро следующего дня для Вадима началось с вызова к начальнику.

Серебровский предложил сесть, некоторое время хмуро изучал майора из-за тонированных очков.

– Ну, Савельев, тебе и везет, – наконец высказался шеф. – Два знаменитых покойника за пару недель. Что думаешь делать?

– Полагаю, во втором случае мы имеем дело с самоубийцей, – доложил Вадим.

Он сразу понял, что начальство не в духе.

– Значит, полагаешь писать отказ? Покончил, дескать, Гроссман с собой, закололся ножичком старинным – и все дела? – осклабился Серебровский, поправляя очки.

Уже доложили подробности!

– А вот этого не хочешь? – и генерал сложил из трех пальцев нехитрую комбинацию, подсовывая ее чуть не под нос оторопевшему Вадиму. – Не получится! Ты знаешь, кто были его клиенты? Ну, так вот, на, прочти и забудь!

Он чиркнул на листке несколько слов, пододвинул к майору.

Вадим прочел… и понял, что, действительно, лучше не распространятся на эту тему.

– Так что имей в виду, – листок был смят и брошен в пепельницу. – Дело это на контроле на са-амом верху. Почем ты знаешь, может, через Гроссмана до… клиентов добраться хотели. Мало ли…

– Тогда это не наш профиль… – робко начал майор, но осекся, поймав недовольный взгляд шефа.

– Не умничай! Если что – дело у нас, само собой, заберут. А пока ты мне железно не докажешь, что этот содомит (побывав на Афоне, генерал приобрел склонность к старомодным оборотам речи) себя прирезал из-за неразделенной любви к Шварценеггеру, то будешь рыть носом землю!

Сконфуженный поведением генерала – тот прежде обходился без откровенного хамства, Вадим вернулся к себе и принялся изучать подборку материалов, подготовленную все тем же Кукушкиным.

Фирма, которой заправлял потерпевший, была действительно весьма старой и солидной. Антикварный бизнес семейства Гроссманов начался еще в позапрошлом (м-да!) веке, с прадедушки усопшего – Арона Гроссмана.

Оный был обладателем двух магазинов в Одессе и Санкт-Петербурге, двух особняков и титула купца второй гильдии. Приписка гласила, что поднялся он в основном на золоте, выкапывавшемся тогдашними «черными археологами» из скифских курганов на землях от Тамани до Тавриды. Впрочем, не брезговали и подделками.

Вадим поднял брови в удивлении: Арон Гроссман, основатель дела, был каким-то боком причастен к знаменитой афере с фальшивой короной скифского царя Скилура, два года выставлявшейся не где-нибудь, а в Лувре!

…История началась зимой 1898 года – в конце великого века пара, электричества и дарвинизма и марксизма.

В блистательной Вене, столице двуединой Австро-Венгерской империи, объявился проездом в Париж (в позапрошлом веке по миру можно было ездить без виз) некий негоциант из Одессы, представившийся как Арон Гроссман.

Остановившись в одной из лучших гостиниц, первым делом посетил не биржу, как можно было бы от него ожидать, и не Венскую оперу, а Императорский музей древностей. И не из праздного любопытства. По его словам у него было к директору музея – доктору Бляйхеру – некое конфиденциальное предложение.

Когда Гроссман водрузил на стол директора саквояж из крокодиловой кожи и распахнул его, то герр профессор буквально онемел: внутри оказалась корона-тиара из чистого золота.

Ее украшали выполненные с удивительным мастерством сцены из «Илиады» и «Одиссеи. Вперемешку с ними были картинки из жизни скифов и сарматов – в классическом зверином стиле. Надпись на греческом и скифском гласила, что сие чудо – дар полиса Ольвия царю Скилуру.