- А тебе и знать незачем, - заметил лейтенант шутливо. - Продолжай быть «диким ковбоем». Это самое лучшее для тебя и для нашей армии. Незачем брать пример с этих ученых дураков. В жизни не нужно знать многого!… Все, что от тебя требуется, - это умение обращаться с автоматом и беспрекословное исполнение приказа. Возьмись-ка за этот взвод как следует! Там все друг друга склоняют перейти к вьетконговцам. Подумать только, никаких идеалов! Хотя для чего я все это говорю? Ты должен помнить одно: это я предложил повысить тебя. Помни и не забывай!…
«В жизни не нужно знать многого!… Это я предложил повысить тебя…» Из всего разговора Кием запомнил только это. Да, лейтенант предложил командованию дать ему повышение, и он не позволит себе это забыть, как не забудет и совет: «В жизни не нужно знать многого». Совет очень верный и очень подходящий для него. Хотя была одна вещь, которую Кием знал, и знал давно, но делал вид, будто он ни о чем и не догадывался: лейтенант спит с его женой.
Давно уже Кием затаил звериную ненависть против ротного, но старался скрывать ее не столько от страха перед начальником, сколько в силу все той же философии: «В жизни не нужно знать многого». Получив повышение, Кием стал еще осторожнее. Не раз, пробираясь под артиллерийским огнем к своему ротному со срочным донесением, Кием белыми от ненависти глазами смотрел на брезентовую занавеску, надвое перегораживавшую командирский блиндаж, из-за которой высовывались четыре ступни. «В жизни не нужно знать многого!…» И Кием свирепел еще больше, делая, однако, вид, будто ни о чем не догадывается.
Но Лэзи погибла, и теперь ярость Киема, казалось, должна была немного улечься, а он только еще больше возненавидел лейтенанта, как будто подошел час расплаты. Бесхитростный звериный инстинкт звал его к мщению: он должен смыть с себя позор унижения за те минуты, когда он, будто набрав в рот воды, стоял перед лейтенантом, за те минуты, когда держал на руках нагое мертвое тело жены, чтобы потом похоронить ее в воронке от артиллерийского снаряда. Теперь у него ничего не осталось. «Генерал Ки», бессильный и ожесточенный, всеми покинутый, был один среди солдат, вечно бледных то от страха перед артиллерийским или пулеметным огнем вьетконговцев, то от бушевавших в окопах лихорадки или дезинтерии. Не было для него больше места на этой земле; даже его землянка, с трудом вмещавшая одного человека, и та наполовину обвалилась от попавшего в нее снаряда, но в тот день Кием куда-то уходил, иначе погиб бы там, как крыса. Хотя зачем ему жить? Как дикий зверь от охотничьей облавы, бежал он из Лаоса. А для чего? Дважды чуть не погиб в Хуойшане и Лангвэе, но сумел выбраться из-под груды трупов. А вот для чего он забрался сюда, в окруженный вьетконговцами Такон? Сердце его разрывалось от ненависти и жуткой злобы. Почему? Он над этим не задумывался, ведь «в жизни не нужно знать многого». Всю свою ярость, всю горечь и обиду за несбывшиеся надежды он вложил теперь в ненависть к лейтенанту.
В один из вечеров лейтенант решил проверить, как несет службу взвод Киема.
Лейтенант славился своей жестокостью и коварством, но все знали и другое: он был трусоват. Прежде чем выйти из блиндажа, он надел каску, и сопровождавший его солдат украдкой засмеялся: худое, сморщенное лицо лейтенанта под каской здорово походило на изогнутый огурец, особенно когда тот подносил к глазам бинокль и рассматривал позиции вьетконговцев, широко раскрыв рот.
Убедившись в полной безопасности, он взмахом руки приказал солдату ползти вперед. Не обнаружив часового у первой же точки, лейтенант рассвирепел. И тут он увидел на замусоренной пустыми консервными банками и изрытой воронками от снарядов земле между рядами заграждений прижимавшуюся к земле распластанную человеческую фигуру, уже успевшую просунуть голову под следующий ряд заграждений. В глаза лейтенанту бросились стершиеся головки гвоздей на подошвах солдатских башмаков.
- Вернись! - крикнул он. Испугавшись, часовой приполз назад. - К вьетконговцам удираешь? - прорычал командир роты, хватая солдата за грудки.
- Господин лейтенант, у меня понос, я просто… - затянул было солдат.
- Возьми автомат, - рявкнул лейтенант, - и стань на место!
В другой обстановке ротный не потерпел бы такого: не задумываясь, выпустил бы в этого солдата очередь и, переступив через его труп, пошел бы дальше.
Солдат послушно поднял автомат и занял свой пост. Лейтенант махнул рукой своему сопровождающему, и они поползли вперед. Проверив все посты взвода Киема, на обратном пути лейтенант обнаружил, что место часового, обнесенное земляным бруствером, опять пустовало.
Вне себя от ярости, ротный подбежал к блиндажу взводного, ругаясь и потрясая зажатым в руке пистолетом.
Кием пьянствовал в окружении нескольких солдат.
Они уже почти опустошили большую бутылку виски. Один из солдат тасовал карты. Увидев эту картину, лейтенант еще больше рассвирепел и весь свой гнев тут же обрушил на голову Киема: