След в след. Мне ли не пожалеть. До и во время

В штатном расписании Института значился и экспериментальный отдел для проверки разнообразных средств стимуляции патологии, среди прочего – искусственным образом вызванные трагедии, потрясения, боль, голод, холод, смерти близких – словом, всё, что дало бы возможность, способствовало бы высвобождению накопленной гением созидательной энергии. Впоследствии, расширяясь, ИПГ должен был стать ядром целого комплекса институтов с задачей полностью раскрыть способности, заложенные в человека природой, в частности, достичь всех видов гениальности, включая вечную молодость и бессмертие.

Как я уже говорил, проект не вызвал на Совнаркоме возражений и был легко утвержден, однако Трогау и Сталь радовались рано: уже через год оппозиция ИПГ среди партаристократии – старых подпольщиков и революционеров – была такая, что, казалось, Институт обречен. Началось со спецшколы для вундеркиндов, которую де Сталь и Трогау считали простым довеском к институту. Едва она появилась, по партии поползли слухи, что именно из ее выпускников будут заполняться вакансии в высшей номенклатуре. Кто их запустил – неизвестно; один раз Ленин на закрытом совещании действительно сказал нечто подобное, но то была случайная оговорка.

Раньше у ИПГ не было врагов, наоборот, все стремились ему помочь, поддержать, ведь не было ничего: ни здания, ни оборудования, ни денег – вокруг разруха, голод. Де Сталь этим пользовалась, иначе поставить Институт на ноги было, конечно, немыслимо.

Известно, что дареному коню в зубы не смотрят, но однажды в разговоре с Трогау она обмолвилась, что, похоже, на них глядят, как в прежние времена на воспитателей наследника престола. Но прозрения у них были не часты. Что помощь не бескорыстна и каждый, кто хоть что-нибудь сделал для ИПГ, уверен, что имеет право на благодарность, Трогау и Сталь вообще не приходило в голову. То был не редкий случай, когда умные, обычно всё понимающие люди напрочь не замечают происходящего кругом. Намеки, которые им делались, были весьма прозрачными, однако де Сталь и Трогау больше года ничего не видели и ни о чем не ведали, и почти единогласное требование ЦК о ликвидации Института стало для них полной неожиданностью. Возмущение копилось давно, и причина его была проста: де Сталь и вправду набрала в школу одних вундеркиндов, а партаристократия была убеждена, что, чтобы революция не погибла, не свернула с истинного пути, в интернате должны учиться дети старых большевиков, их дети.

Думаю, – говорил Ифраимов, – компромисс был: зачисли она в школу два-три десятка отпрысков членов ЦК – всё бы улеглось, но де Сталь уперлась. В результате против Института были выдвинуты серьезные политические обвинения. В закрытом постановлении ЦК от 13 марта двадцать третьего года говорилось, что ИПГ стал рассадником реакционной, по существу, расистской теории Менделя – Моргана – Вейсмана и защищает изначальное неравенство людей. Неравенство, наследуемое, заложенное в них самой природой, изжить которое даже при коммунизме не удастся никогда и никому. Под сомнение попадают главные коммунистические идеалы; стань эта теория известна массам, от партии отойдут миллионы, строительство нового общества надолго остановится.

Еще страшнее было другое обвинение: анализ листков по учету кадров учеников показал, что свыше 80 % вундеркиндов происходят из семей дворян, буржуев и попов, то есть людей, классово чуждых советской власти; это было сопоставлено с дворянским происхождением самой де Сталь и сделан вывод, что цель ИПГ – тихая, ползучая и оттого еще более опасная контрреволюция. Создание Института – диверсия, которая ставит под угрозу само построение коммунизма в России. Кампания против ИПГ была хорошо организована и напор партийной аристократии так силен, что ни Ленин, ни Сталин противостоять ему не смогли; деятельность Института была заморожена. Лишь спустя пять лет, когда Сталин вошел в настоящую силу, ИПГ возобновил работу.

* * *

Старые большевики к тому времени заметно ослабели, это было видно даже на глаз: в них, как раньше в Ленине, всё сильнее была тяга к смерти. Ленин, будучи верным учеником Скрябина, знал, что русская революция – лишь начало, прелюдия всемирной гибели и Апокалипсиса; мир всегда и везде – зло, мерзость; только пройдя через смерть, только очистившись смертью от всепроникающего зла, человечество может возродиться, воскреснуть для новой жизни.