След в заброшенном доме

– Спасибо, Тоня, мне надо идти. До дома еще несколько кварталов топать, а утром вставать рано. Не стоит, правда. Вам тоже пора ложиться.

– Ну как хотите. – Девушка поднялась по ступеням, остановилась. – Всего вам доброго, Иван, еще раз большое спасибо за то, что спасли меня от такого ужаса. Надеюсь, после того, что вы сделали, преступников в городе станет меньше.

– На три единицы. – Иван улыбнулся. – Но до полной ликвидации криминала время еще есть. Впрочем, это дело милиции, а не таких, как я, добровольных помощников.

Девушка засмеялась.

С обратной стороны двери послышалась возня, со скрипом потащилась собачка, и створка открылась. На пороге возник пожилой мужчина в халате, представительный, седой, но какой-то взъерошенный. На носу у него висели очки в тяжелой оправе. Высокий лоб был испещрен морщинами. Мужчина моргал, глаза под стеклами растерянно бегали.

– Тонечка, ну наконец-то! Я так волновался. Слышу голоса, вроде пришла. Ты никогда так долго не задерживалась, а сейчас такое страшное время. Ты не одна? – Мужчина всмотрелся в Ивана. – Простите, я вас не знаю, товарищ военный. Вы знакомый моей племянницы?

– Да, Георгий Иванович, мы познакомились двадцать минут назад, при обстоятельствах, прямо скажем, не самых приятных. Впрочем, не стоит лишний раз поминать их. Все хорошо, что хорошо кончается. Мы с вами незнакомы, но я вас видел на митингах в парке. Да и в местном «Рабочем вестнике» ваше фото неоднократно появлялось.

– Этот человек меня спас, дядя Жора, – заявила Антонина. – Я поздно возвращалась с работы, ко мне пристали хулиганы.

– Какой ужас! – Шаталов схватился за сердце. – А что они хотели?

– Дядя Жора, не говорите глупостей, – сказала девушка. – Они хотели все. Как хорошо, что мимо проходил Иван Сергеевич!

– Я, пожалуй, пойду, – проговорил Осокин. – Время позднее, у всех дела. Спокойной ночи, товарищи, будьте предельно бдительны.

– А вот и нет, Иван Сергеевич, – произнес Шаталов. – Я не могу избавиться от чувства, что теперь мы перед вами в неоплатном долгу. Заходите, попьем чаю. Присоединитесь к нашему ужину. Я сегодня получил паек, в нем были замечательные куриные окорока. Я готовил их к приходу Антонины. Они уже остыли, но это дело поправимое. Заходите, молодые люди. Я и слышать ничего не хочу! – Шаталов распахнул дверь. – Полчаса ничего не решат. Это самое малое, что мы можем для вас сделать, Иван Сергеевич.

– Товарищ Осокин работает в контрразведке СМЕРШ, – зачем-то сказала девушка и потупила скромные глазки.

– И что с того? – спросил Шаталов.

Он ничуть не смутился и не растерялся. Словно каждый день к нему на огонек забегали контрразведчики.

– Если человек работает в СМЕРШ, то ему противопоказано немного поболтать и выпить чаю? Не поверю, что это так. Вы долго будете стоять на пороге, молодые люди? Прямо бедные родственники. Прошу в дом, и никаких возражений! Обувь снимать не надо, Иван Сергеевич, но буду признателен, если вы вытрете сапоги о коврик. И марш мыть руки, я уже ставлю чайник.

Квартира была неприлично просторная.

«Зачем им такая?» – сразу подумал Иван.

Впрочем, с жилым фондом дела в городе обстояли неплохо. Население за годы войны сократилось вдвое, многие квартиры пустовали, в них по приказу коменданта селили работников штабов, командировочных, сотрудников и руководителей всевозможных армейских служб. На излишки площади городские власти покушались редко.

В квартире было опрятно, подметено. Повсюду чистые кружевные салфетки, добротная, хоть и не новая мебель, фотографии на стенах – крупная миловидная женщина печального образа, молодцеватые мужчины в буденовских шлемах.

– Это моя покойная супруга Виктория Карловна, – объяснил Шаталов, уловив заинтересованность гостя. – А вот это родители Тонечки, они по молодости лет в Забайкалье служили. А это мои боевые товарищи. Не поверите, Иван Сергеевич, я ведь тоже воевал в Гражданскую. Сам из Петрограда, там провел молодые годы, в семнадцатом примкнул к революционно настроенным массам, вступил в Красную армию, когда началась заварушка с Юденичем, потом был перевод в Первую конную. В седле, правда, не сиживал, на тачанке ездил. Я уже в годах был серьезных, далеко за тридцать. Присаживайтесь, Иван Сергеевич. Вам сушки или пряники? Хотя я сам, пожалуй, догадаюсь.

Шаталов был любителем поболтать, но ни разу в своих высказываниях не ушел за грань. Осокин сидел за столом с любезной миной и чувствовал себя не в своей тарелке. Это были милые люди, дружелюбные, гостеприимные. Георгий Иванович заметно прихрамывал, но ухитрялся бегать быстро, то банку с вареньем нес из кухни, то кусковой сахар, являющийся жутким дефицитом.

Антонина сидела напротив, в домашнем ситцевом платье, с распущенными пепельными волосами. Она украдкой посматривала на Ивана, потом скромно опускала глаза в тарелку. Красота этой девушки была не вызывающей, не бьющей наотмашь, а какой-то спокойной, чистой, забирающей не сразу, но непременно. Осокину хотелось смотреть на нее постоянно, но приходилось отвлекаться на еду, делать вид, что он слушает Шаталова, произносить какие-то реплики.