Следак (СИ)

— Это надо у товарища Юрова спрашивать. Он с моей личной жизнью знаком намного лучше меня, — серьезным тоном произнес я.

— Чапыра! Это не шуточки! — в сердцах крикнул председатель комиссионной комиссии, ударил по столу ладонью. — Решается вопрос о твоем исключении из университета! Так что думай, что говоришь!

— Решается? — ухмыльнулся я и грустно добавил. — Да он уже решен, вы же видите, что происходит.

— На что ты намекаешь?! — чуть ли не прорычал Юров, предупреждающе обжигая меня взглядом.

А мне было плевать на его угрозы, я уже понял, что помочь мне может только, так называемая, грязная защита.

— Подрались две девицы, вот только у одной из них папа, — я скопировал жест Рогачева, устремив взгляд на потолок, — а другая — комсорг. Но реагировать на ЧП надо? Надо! И решили наказать меня. Ну и что, что в драке не участвовал. Зато из простой семьи и живет в общаге. Типа со мной проблем не будет. Будут! — уверил я их. — Я обжалую свое исключение в советский суд, самый справедливый суд в мире! — добавил в речь пафоса, и по-деловому продолжил. — В драке я не участвовал, это может подтвердить толпа народа. Не думаю, что комсомольцы будут врать на суде. Да и поцелуй в общественном месте — не аморален. Целовать при встрече или в знак благодарности в традиции русского народа, которую, к слову, до сих пор чтут и соблюдают советские руководители, — сделал я толстый намек на Брежневе, но саму фамилию генсека упоминать поостерегся. Перегибать тоже не стоит.

Закончив свой обвинительный спич, я вытер ладонью пот со лба. Нервы что ли?

Все молчали, осмысливая услышанное.

— Как всё вывернул-то! — потрясенно произнесла Вера Степановна. — Да он невинной жертвой себя выставил, жертвой произвола! — ее голос так и сочился возмущением. — Вы только посмотрите на него! Ведь ни капли раскаяния! Где твоя комсомольская совесть? — патетически воскликнула она.

— Гнать таких из комсомола надо! — поддакнула ей секретарь комиссии.

— Вопрос об исключении Чапыры из комсомола поставлен еще вчера, — сообщил Юров.

— И какая причина указана? — поинтересовался обкомовец.

— Аморальное поведение, — пожав плечами, ответил Юров, словно другой причины быть и не может.

— Из-за поцелуя? — продолжил уточнять обкомовец.

— И не только. В последний год Чапыра вообще отбился от рук. Позволяет себе черте что, носит длинные волосы, наряжался как клоун. Нет, сегодня-то он нормально выглядит. — поспешил пояснить секретарь комсомола, видя на лице обкомовца недоумение, — Подстригся и приоделся к защите диплома, но до этого ходил в неподобающем для комсомольца виде.

— То есть получается, когда Чапыра, как вы выразились, наряжался как клоун, вы его не исключали из комсомола, а как только студент привел себя в порядок, вы сразу же решили его исключить, — заметила Любовь Михайловна и многозначительно добавила, — Интересно.

— Товарищ Ефремова, вы же понимаете, что Чапыра привел себя в порядок только из-за сегодняшнего мероприятия! — возмутился Юров.

— Я понимаю совершенно другое, — не позволила собой рулить моя спасительница, — по-моему Чапыра просто повзрослел, перерос длинные волосы и броскую одежду. Молодой человек осознал, что обучение подходит к концу, впереди его ждет взрослая жизнь и профессиональная деятельность. Именно по этой причине он и стал вести себя как взрослый человек. Это жизнь, Федор Александрович. Люди взрослеют и меняются.

— А о поцелуе необходимо вообще забыть. Не упоминать о нем. Не было его и точка! — веско произнес Марк Артурович. — Нам еще не хватало впутать в эту вашу историю сами знаете кого! Да с нами всеми за такое знаете, что сделают? — обкомовец покраснел лицом от нервного напряжения. — Воспитали тут юристов, а они нам сейчас судом грозят! Это ваша недоработка, товарищ Юров. Как воспитали — то и получили!

Юров тоже покраснел и задергал туго затянутый галстук, расслабляя узел.

— Но тогда получается, что студентки подрались не из-за чего, без причины — это же абсурд! — всплеснув руками, возмутилась Вера Степановна.

"Абсурд — это то, что мы все это обсуждаем", — зло подумал я.

— Может сделаем вид, что и драки не было? — неуверенно предложил Рогачев.

— И что этому мерзавцу все сойдет с рук?! — вновь возмутилась Вера Степановна. Ее глаза метали молнии.

— Перестаньте меня оскорблять! — достала уже эта старая ведьма. — Я не ваш крепостной, а свободный человек. И зовут меня Альберт Анатольевич. Вам понятно, Вера Степановна? — ее имя я словно выплюнул.

— Что-о?! — опешила она от наезда.

— Чапыра! — ударил кулаком по столу председатель экзаменационной комиссии. — И вы, Вера Степановна, прекратите уже кидаться оскорблениями, — уже более спокойно попросил он.

— Да что он себе позволяет?! — не желала та успокаиваться.