Следи за знаками судьбы

Наталья Алексеевна уточняет дату и задумывается. Сашеньку похитили через несколько дней. Похоже, наследственная линия подтверждается. Но чему там наследовать? Семья живёт в двухкомнатной квартире бабушки и дедушки. Дому около семидесяти лет. Наверняка ветхий. В Утятине были подобные, их уже частично снесли и тесно лепят на этом месте пятиэтажные.

Собеседник покашливает, привлекая к себе внимание. Она встряхивается и спрашивает:

– А собственно, что вы от меня-то хотели?

Он теряется:

– Ничего. Вот… просто девочку жалко.

– Вы ведёте дело?

– Да нет…

– Понятно. Девочку жалко. Так расскажите о ней.

– Да я, в общем… ну, дочь моя с ней училась… а вы приехали… вы ведь помочь?

– Я только что вам сказала, что не знала о её существовании!

– А зачем тогда?

– На могилу матери я приехала, – врёт она. – Стою на пороге вечности. Долги раздаю. Прощения прошу. А по поводу родственницы моей, так я же не вчера родилась. Вам что-то от неё надо. Нечего кругами ходить, говорите!

– Ну, не можете помочь, так и не надо!

Он срывается с места и стремительно удаляется. Ага, угадала. Так где же искать концы?

Наталья Алексеевна возвращается в гостиницу. Как в любом маленьком городе, вечером в Успенске жизнь затихает. Солнце не село, до ночи далеко, а улицы почти опустели. Нет, не стоит идти на улицу Горького сегодня.

Будем держаться вместе

Утро, объединённый двор четырнадцатого и шестнадцатого домов. Мерзость запустения. Раньше здесь песочница была, за ней забор, за забором – маленькие огородные участки. Теперь на месте огородов пятиэтажный дом. Тоже не новый уже. Между домами калитка и газон были, теперь выщербленный асфальт въезда. Машинёшки так себе… ну, понятно, не на мерседесах в этом бомжатнике раскатывают. Их дом угловой, со стороны улицы Почтовой был забор от дома до почты, теперь тоже въезд. На месте подвального окна прачечной – ступеньки вниз и дверь. Вывеска «Парикмахерская». Наталья Алексеевна спускается вниз и шарахается от окрика: «Не видите, закрыто!» Похоже, парикмахерская съезжает. Вежливо спрашивает, неужели место недостаточно бойкое? Парикмахерша отмахивается: всё равно расселят, не сейчас, так через полгода!

После прохлады подвала во дворе кажется особенно жарко. В дом заходить неохота, лучше кого-нибудь во дворе перехватить. Эх, сейчас бы Анну Ивановну сюда с её способностью собирать информацию! А впрочем… где тут главные инженеры, сидящие у подъезда? Ага, бабка с мусорным ведром, ещё бабка бельё вывешивает… так, судя по количеству белья, одинокая. Тортик, что ли, купить? Да нет, с минимальной пенсией больше колбаска радует. И Наталья Алексеевна отправляется в ближайший супермаркет.

Это она удачно уходила! Пока затоваривалась, у четырнадцатого дома на скамейках устроились уже три бабки. Наталья Алексеевна собралась с духом, подошла, поздоровалась. Ответили ей доброжелательно, но настороженно. Она подумала, плюхнулась на свободное место и достала паспорт:

– Вот, сразу, чтобы никаких недоразумений, посмотрите, а то подумаете что-нибудь…

Ближайшая к ней без стеснения ухватила краснокожую паспортину:

– Так, Трашкина…

Паспорт чуть не разорвали. Пролистали все по очереди. Потом самая старая, в сильных очках, сообразила:

– Так ты деда Алёшки дочь? Квартиру на себя оформлять будешь?

– Да что вы такое говорите, – испугалась Наталья Алексеевна.

И стала излагать уже обкатанную версию: приехала на могилу матери, не была тут много лет, о существовании сестры и племянников не знала. На кладбище подошла к ней горластая тётка…

Слушали затаив дыхание. Про тётку переглянулись и единодушно решили: Ольга. Но контрольный вопрос по местоположению могилы задали. Убедились, что не врёт, и сказали, что согласны поделиться информацией. Тут Наталья Алексеевна опомнилась и сказала, что глупо общаться на сухую, и предложила нарезать бутербродов. Бабки отказываться не стали, дружно переместились за доминошный стол у гаражей, шуганув оттуда пьяненького мужичонку. Одна засеменила за посудой, другая поплелась за чайником, третья кинулась за вишнёвкой. Наталья Алексеевна испугалась, что дело обернётся пьянкой, но нет, старухи выпили по напёрстку и перешли к чаю с бутербродами. Из их полуторачасового разговора она узнала следующее.