Следопыт

— Как говорится: «Бесплатно и в Бухаре ничего не добудешь». Нельзя же идти на ту сторону с пустыми. руками. Там ведь товар придется покупать, — раздумывал Селим. — У меня лично нет ни гроша, думаю, что и Мяткерим не имеет богатств. И потом, Таймаз-хан, как вы собираетесь идти, — продолжал Селим, — с оружием или без него? Кое-кто не берет оружия и при встрече с пограничниками безоговорочно поднимает руки. Другие хорошенько вооружаются. И в случае чего — отстреливаются, не сдаются живыми. Нам тоже не мешало бы сразу решить: брать или не брать оружие?

— А как ты полагаешь? — спросил в свою очередь Таймаз.

— Лично я без оружия и шагу не сделаю. Поднять перед пограничниками в страхе руки, сдать им без боя товар, а потом дрожать на суде, — все это не по мне, лучше уж никуда не пойду.

— Молодец, угадал мои мысли! — обрадовался Таймаз и дружески похлопал Селима по плечу.

— Я тоже без оружия не пойду! — сказал Мяткерим.

— В таком случае нам нужно найти еще и оружие. У меня его нет. Мяткерим, наверно, оружие тоже не хранит.

— Откуда ему у меня взяться, Селим-джан, — развел руками Мяткерим.

— Так вот, если мы решимся на это дело, то должны будем где-то раздобыть и деньги, и оружие, — продолжал Селим, — у Курбанлы, наверно, есть и то, и другое. Но ни меня, ни Мяткерима он даже слушать не станет. Если ты желаешь быть нашим руководителем, Тайм аз-хан, сам должен будешь позаботиться обо всем этом.

Друзья молча взялись за пиалы. А Таймаз в это время начал рассуждать:

— Если я скажу Курбанлы о своих планах, он не только ничего нам не даст, но и может просто не пустить меня в такую дорогу. Брат до сих пор благодарит судьбу, что я благополучно ушел от пограничников тогда у пещеры Асман. Если бы я не подстрелил Баллы, нам бы, возможно, не удалось уйти. Но этот подлец оказался счастливым. Он был только ранен. Пуля попала не туда, куда я целился. А раньше ведь я никогда не промахивался. Впрочем, когда тебя этак ловко преследуют, рука может невольно дрогнуть. Тут появляются и тревога, и торопливость. Словом, негодяй увернулся от моей пули.

Думаю, что Курбанлы тоже не питает к нему нежности. Хотя однажды и отговорил меня, сказал: пока не трогай, а то, если его не станет, обязательно подумают на нас…

— Попробую уговорить Курбанлы, — тяжело вздохнул Таймаз.

— Пошли нам, аллах, удачи, — снова вступил в разговор Селим-ших, — Курбанлы сам боится этого следопыта. От страха перед Баллы забросил всякую торговлю, хлеба себя лишил. Оставил все свое хозяйство в Тязе-Кала и переехал в город. Да вот и я: могу в темную ночь перейти границу, если на ней даже через каждые десять шагов стоит по пограничнику. Могу обмануть любую сторожевую собаку. А с Баллы не знаю, что делать. Не погружу же я свои следы в заплечную сумку? Этот злодей раз увидят их, и семь лет будет помнить.

— А если мы возьмем по две обувки, чтобы сбить с толку следопыта? — простодушно спросил Мяткерим.

— Э-э, — отмахнулся Селим-ших, — не помогут и пятьдесят пар. Он угадывает тебя по походке, по весу, по размеру шагов. Он узнает человека по следу лучше, чем по лицу.

— А если невдалеке от границы пересесть на лошадей или верблюдов? — не сдавался Мяткерим.

— Следы животных он узнает еще вернее, — безнадежно проговорил Селим-ших и рассказал, как он когда-то украл верблюда и как Баллы его выследил.

Мяткерим слушал рассказ Селима охотно и внимательно. А Таймаза, видимо, сейчас другие заботы одолевали. И он перебил рассказчика:

— Да не это сейчас главное. Уговорить бы Курбанлы и добыть у него оружие, деньги. Но как это сделать? Надо подумать. Сейчас ведь он тоже перебивается, дотрачивает запасы. Я-то его хорошо знаю. Если мы ему скажем: «Дай сейчас нам деньги, оружие, а мы тебе чуть позже долг вернем товаром», он возможно и согласится.

— А мы скупиться не будем, — почти одновременно повторили Селим и Мяткерим.

— А чтобы не выследила нас эта собака Баллы, — добавил Таймаз, — сделаем вот что: на той стороне границы как следует отдохнем, потом перемахнем через нее и быстро — до поезда или автобуса. А там уж ни Баллы, ни его родичи нас не найдут. Ну, а если что — при переходе будем отстреливаться. Нас этому не учить. Да и лазить по отвесным кручам мы не разучились.

Друзья советовались до полуночи. Все вроде продумано, обговорено, а заснуть не удается, тревожные мысли мешают, от них, как от клопов, целую ночь ворочался с боку на бок Таймаз. А на рассвете он отправился в Тязе-Кала. Вышел за город и на попутке добрался до селения. А там уже пешком — и до бывшего своего двора.

Ах, дорогие сердцу места. Здесь когда-то он жил, не зная забот. Курбанлы почтительно звали ханом. И Тай-мазу, тогда еще молодому джигиту, издали кланялись. Да и как не кланяться этому удачливому батыру, храбрецу, пальваиу; А он, бывало, сядет на великолепного серого скакуна и любые расстояния ему нипочем. Для кого-то возможно и далеко они в песках — Гибик, Буссы… А для него — рукой подать.