Следствие не закончено

— Но уж если звено получит полтораста пудов премии — с тебя пуд! Такой уговор. — Самсонова говорила очень серьезно. Только в глазах ее то появлялись, то пропадали озорные чертенята.

— Вот тебе так! — Тут уж все приостановили еду. Интересно все-таки. — Да что ж ты, Дарья, в два горла есть собираешься, что ли? С колхоза полтораста получишь да со Степунова пуд. Не давай, Василий!

Дуся расхохоталась.

— На то спор. Ведь Степунов не верит? А за науку надо платить. Ну, ударили по рукам?

Но хоть и хотелось Степунову получить ни за что ни про что десять пудов ржи, так было и решил — не пшеном брать, а рожью, но от спора он воздержался. Черт ее знает, а вдруг получит? Знал, конечно, Василий Степунов про постановление правительства. Но по-серьезному как-то над ним не задумывался.

Да и других, слушавших этот разговор, слова Самсоновой навели на размышление.

«Вот оно к чему клонится…»

5

Начала, наконец, пахоту и первая бригада. Точно «с полдён», как и обещала Марья Николаевна Коренкова.

Только не семь, как было намечено, а девять плугов сразу вышли у нее на борозду. Два добавочных плуга Балахонов ей, можно сказать, из ничего собрал.

Тягло Коренкова освободила из-под борон. А в бороны запрягла коров. Первую дала сама, свою личную, хоть и было у Марьи Николаевны четверо детей, а уж какое молоко у коровы, если на ней пашут! «Ничего. Не отощают ребята за каких-нибудь пять дён».

И еще нашлись в бригаде такие люди.

Труднее было с пахарями. Еще по осени два самых лучших плугаря перевелись к Брежневу. Правда, за один добавочный плуг становилась Настя Балахонова. А за другой?. Хоть сама становись. И это бы, конечно, не испугало Коренкову, — а то не приходилось в войну и пахать! Но нельзя: бригада — везде нужно последить, а раз пошел за плугом, кроме борозды, ничего не увидишь.

Выручило неожиданное.

Пришли на стан двое Шаталовых — Иван Данилович и сын его Николай.

— Ну, бригадир, куда становиться прикажешь?

Коренкова даже обомлела от изумления. Хоть и числились они оба в ее бригаде, но… Шаталов ведь! Да еще в такой обиде человек. Утром повстречались — и картуза не снял, так мотнул головой, как нищенке.

А тут сам пришел и сына привел. Вот как можно ошибиться в человеке!

— Не знаю уж, Иван Данилович, куда вы пожелаете.

— Умная ты женщина, а говоришь пустые слова, — наставительно пробасил Шаталов. — «Куда пожелаете»!.. Да, может, я министром пожелаю… За плуг, что ли, становиться прикажешь?

— Вот бы удружил!

— А ну, Николай, — обратился Иван Данилович к сыну, — покажем людям, какие такие Шаталовы!

На борозду вышел первым. Хоть и отвык Иван Данилович от такой работы, но не прошел и круга, как приноровился. Недаром ведь смолоду лет десять батрачил — тогда пахать приходилось от зари и до зари.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

1

Ивана Григорьевича Торопчина в тот день, когда Бубенцов «гулял по колхозу», на селе не было. Он с раннего утра поехал в район получать продовольственную ссуду. Сам поехал, чтобы на месте ликвидировать задержку, если такая возникнет. Торопчин отлично понимал, что, если раздать колхозникам в такие трудные и напряженные дни хоть по нескольку килограммов муки на едока, — это окрылит народ. Ведь не секрет, что многие настоящего хлеба не едали чуть ли не с самого рождества. И сколько ты такому человеку ни говори правильных хороших слов, сколько ни убеждай его напрячь весь остаток сил для того, чтобы ушла и никогда не вернулась в колхоз нужда, — голова у него понимает, а живот возражает. Ты ему одно, а он тебе другое. «Ну ладно, говорит, была война, была нужда. А ведь теперь мирное время».

Может быть, и сознает такой в душе, что, не прав, что глупые, неверные это слова. Знает ведь отлично даже тот, кто в начале войны еще в одной рубашонке бегал, и тот, кто по дряхлости дальше чем на десять шагов от избы не отходил, — чего стоила стране и народу победа. Сколько сожрала за четыре года ненасытная война. А засуха?

Выйдут, конечно, колхозники на работу. Почти все выйдут. Другой дня три поворчит, а на четвертый усовестится. И большинство будет трудиться поистине самоотверженно. Но не все. Найдутся и такие, про которых можно сказать, слегка переиначив поговорку: «От дела не бегает, но и дела не делает».

Не весь народ одинаковый. И сколько сил еще должен положить Иван Григорьевич Торопчин, да и все коммунисты на селе, для того чтобы каждый колхозник понял великую правду.

Поздно вечером, почти ночью, подкатили к колхозному амбару два грузовика, груженные мукой.

Уже замерла на селе жизнь после закончившегося чуть ли не с зарей трудового дня. Опустела темная улица, погасли почти во всех избах огоньки. Даже собаки — только две выскочили облаять машины, с надсадным рычаньем поднимавшиеся от моста вверх по улице.

Однако не успела еще начаться разгрузка хлеба с грузовиков, как буквально вся площадь перед амбарами оказалась запруженной народом. Со всех сторон слышался топот подбегающих людей, звучали возбужденные, веселые голоса, смех. В свете фар грузовиков, как чертенята, приплясывали босые, полуодетые ребятишки.