Следствие защиты

Тем временем мужчина положил руку на плечо Чарм и, казалось, слегка сжал пальцы. Затем он приложил к ее щеке ладонь и какое-то время так подержал. Чарм при этом немного склонила голову.

Жесты обоих были настолько красноречивы, что Уоррен мгновенно все понял.

Он медленно затормозил рядом с другим автомобилем, стоявшим футах в пятидесяти от них. Проехать мимо Уоррену не позволял тупик: дом его находился недалеко от конца переулка. Уоррен мог бы круто развернуться и уехать или вернуться на авеню, но они наверняка заметили бы это. Тем более, Уоррен не мог решиться и привести их в замешательство, свернув на подъездную дорогу к дому. Он подождал, включив кондиционер и слегка подрагивая от волнения, пока, наконец, мужчина закончил разговор, наклонился, быстро поцеловал Чарм в губы и нырнул в машину.

Он проехал мимо Уоррена, даже не взглянув в его сторону. Крепко вцепившись в руль, Уоррен рассматривал соперника, пока машина проплывала вдоль окон. Он увидел загорелого мужчину лет сорока и с усами. Слово “любовник” вспыхнуло в мозгу Уоррена. Он почувствовал, как его губы, совершенно пересохшие, стягиваются в жалкую гримасу.

Чарм повернулась и быстро пошла к дому, постукивая каблуками по бетону дороги. Из своего автомобиля Уоррен увидел, но, конечно, не услышал, как закрылась входная дверь. Однако он так отчетливо представил себе этот звук, будто слышал его в действительности: звуки закрываемых дверей нашего дома всегда очень знакомы нам и неповторимы.

Где-то на улице перекликались между собой дети. Роликовые коньки скрежетали по бетоннным плитам тротуара. Уоррен поставил машину с внешней стороны подъездного пути.

Войти в дом? Улизнуть? Пойти и напиться в стельку?

Ему хотелось кричать от гнева. Он почувствовал внезапное желание закурить и понял, что в сущности никогда и не утрачивал этого желания. Уоррен испытывал отвращение к самому себе. И на виски ему давил зной умирающего вечера.

Но это был по-прежнему его дом. Там находилась его одежда, и она была ему нужна. Уоррен вытащил ключ зажигания, выбрался из машины, открыл входную дверь и прошел в прохладный коридор, ведущий в гостиную. Уби, ковыляя и отчаянно виляя хвостом, подбежала к нему.

– Жаль, что ты не умеешь говорить, Уби. Я задал бы тебе целую кучу вопросов.

Чарм сидела в кресле-качалке за сосновым кухонным столом и пила из стакана холодное белое вино. Скрип качалки был единственным звуком, который раздался, когда Чарм подняла на Уоррена свои затуманившиеся глаза. В них тоже была какая-то дикость и гнев, не уступавший по силе тому гневу, который испытывал Уоррен.

Гнев маскирует страх, подумалось Уоррену.

– Я видел тебя там, – сказал он. – Я был в своей машине.

Чарм молча и пристально смотрела на него.

Сердце Уоррена громко стучало, но все остальное в нем будто окаменело.

– Не возражаешь, если мы поговорим в спальне, Чарм? Мне необходимо переодеться.

С покорностью, которая показалась Уоррену притворной, Чарм последовала за ним, по-прежнему со стаканом вина в руке и с Уби, плетущейся позади них с обвисшим хвостом. Уби все понимает, подумал он.

Чарм сидела на краю огромной кровати, пока Уоррен снимал костюм и, сложив стрелки брюк, аккуратно вешал одежду на деревянную вешалку. Чувство окаменелости у него прошло, но вместо этого появился звон в ушах. Я не знаю, что сказать или что предпринять, думал Уоррен. Это должна сделать Чарм.

– О'кей, – наконец проговорила она, вздохнув.

– Что о'кей?

Уоррен стал разыскивать свою бейсбольную кепку, запрятанную где-то среди свитеров, теннисных туфель и старых футболок с разными эмблемами.

– Тот человек, с которым ты меня видел, – тихо сказала Чарм.

– Видел?

– С которым у меня роман.

Уоррен нашел черную бейсболку “Астро” и решил тут же надеть ее на голову. Каждая рука его, как ему казалось, была в двадцать пять фунтов весом, и он, не переставая, теребил козырек бейсболки, чувствуя, что дышит, как после тренировки в гимнастическом зале.

Когда он повернулся, Чарм сказала:

– Ты выглядишь очень глупо.

Уоррен стоял в белой рубашке, красных жокейских шортах и в “Астро”.

– Это потому, что я чувствую себя глупо, – объяснил он, ощущая, как гудит кровь в его венах.

– И что ты намерен предпринять? – спросила Чарм. – Какова традиционная реакция, принятая здесь, у вас, когда вы узнаете, что у жены любовный роман? Бросаетесь на нее с кулаками? Топчете ее своими ковбойскими ботинками? Кричите и хлопаете дверью, как здесь говорят, оскорбленные до самого нутра?

Ее глаза затуманились от слез.

– Иногда мы делаем это, – сказал Уоррен, – а иногда мы выходим, разыскиваем того сукина сына и всаживаем ему пулю промеж глаз.

– Великолепно, – пробормотала Чарм.

– Теперь расскажи мне обо всем этом.

Почувствовала ли она облегчение от того, что он не стал кричать? Что он, по всей видимости, держит себя в руках? Он не мог этого сказать. Казалось, Чарм думает совсем не о том.

– Ты хочешь знать его имя? Все неприличные подробности? Как долго, как часто? Ты хочешь знать, лучше ли он тебя в постели или хуже? Это, да?

– Пожалуйста, Чарм.

Помолчав некоторое время, она спросила: