– Не принимайте это слишком близко к сердцу. Сделанного не воротишь. Я намерен поговорить также с Хуго Сундином, который пропустил эти излишества в печать. У вас много хороших идей, Сандаль. Например, соревнование на самое большое яблоко всегда проходит очень удачно, но, на всякий случай, во избежание повторения неприятных ситуаций, вы с этого момента полностью отстранены от освещения расследования. Мы должны постараться улучшить наши отношения с полицией. Тропп и Окессон наверняка смогут написать более уместные репортажи.
В кабинете Окессона стояли Тропп и Бенгт. Все трое с нетерпением ждали моего возвращения.
– Редактор изложил свое личное мнение, не так ли? – осторожно спросил Таге.
– Да, теперь вы довольны, уроды от журналистики? – сорвался я после стольких унижений. – Пошлите туда, черт подери, профана, который будет на короткой ноге с полицией и не помешает плодотворному сотрудничеству. Только берегитесь, ни в коем случае не добывайте новостей!
– Успокойся, Йоран, – жалобно проговорил Таге. – Нам самим ужасно жаль, что так получилось. Но, сам знаешь, – все решает Редактор.
– Поручите мне что-нибудь другое.
Все трое переглянулись.
– Репортаж о сборе свеклы, – сказал Таге Тропп.
– Нам кажется, ты – как раз тот человек, который нам тут нужен, – уточнил Густаф. – Ведь ты родом не из Сконе, никогда раньше не сталкивался со сбором свеклы. Нам нужен свежий взгляд на старую надоевшую тему.
– Спасибо за комплимент.
Я низко поклонился.
– Кроме того, Бенгт придумал оригинальный ход, – улыбнулся Густаф. – Под таким углом мы это дело еще не рассматривали. Ты не просто приедешь в лагерь на один день. Ты будешь наблюдать за работниками и в свободное время, выяснишь, что это за люди, почему они приезжают на эти работы и все такое.
– Просто гениально, – улыбнулся я в ответ. – Но какой смысл ехать туда в конце недели? Поеду в понедельник утром.
Бенгт покачал головой, сияя, как начищенный кофейник.
– В этом вся соль репортажа, – с энтузиазмом объяснил Густаф. – Ты поедешь знакомиться со сборщиками свеклы именно в выходные. Там могут возникнуть весьма пикантные подробности – как люди знакомятся, находят свою половинку, как выходцы из разных уголков Швеции развлекаются в этих примитивных условиях.
– И все это Бенгт придумал без посторонней помощи? – нежно улыбнулся я.
– Да, это была его идея, – наивно подтвердил Таге. – Нам кажется, что она очень хороша. Мы уверены: тебе удастся написать нечто достойное. Побудь там столько, сколько тебе потребуется для сбора материала. Хоть неделю, если надо.
Проклятый Бенгт!
Вот уж отомстил! Одним элегантным движением отправил меня месить грязь в полях вместе с массой случайного сброда.
– Бенгт обратился в службу занятости. Тебе предоставили место в поместье неподалеку от Эслёва. Если поспешишь, то успеешь уехать дневным поездом и немного поработать прямо сегодня вечером. Каждый вечер будешь звонить и передавать нам по телефону краткий отчет, а в конце мы подведем итоги сочной и увлекательной статьей.
Комментировать этот план мне не пришлось, ибо в этот момент у меня в кабинете зазвонил телефон. То был телефонный террорист Дан Сандер собственной персоной.
– Тебе слегка не повезло, – участливо начал он, – но кто мог подумать, что Экман лежал на том матрасе. У меня есть еще информация…
– Я переведу тебя на отдел по расследованию убийств, – холодно прервал я его. – Сам я ныне на службе сельского хозяйства. Вскоре отправляюсь на свекольные поля возле Эслёва.
Я буквально видел перед собой ухмылку Дана.
– Стало быть, теперь у тебя одна свекла в голове…
Я мог бы подать на него в суд за оскорбление человека при исполнении им служебных обязанностей. Однако я ограничился тем, что бросил трубку. Я пошел домой, чтобы собрать все необходимое, но, как ни возился, опоздать на поезд мне не удалось. То же повторилось и с автобусом, идущим из Эслёва в поля. Он стоял у вокзала, откровенно дожидаясь меня.
В поместье меня встретил управляющий в рабочих штанах и коричневых сапогах. Он явно был человеконенавистником – ту же проорал мне, чтобы я шел в барак переодеваться. Там есть сапоги и комбинезоны.
После этого я выглядел и чувствовал себя, как пленный, сосланный в Сибирь. Исполненный неприятных предчувствий – как говорят у нас в прессе, – я поплелся на поле размером с Сахару, сообщил о себе бригадиру и присоединился к толпе ползающих по грядкам людей.
Что происходило со мной во второй половине дня, я лучше умолчу. Но как же я проклинал ненавистных коллег, заставивших меня отправиться на эту мерзопакостную работу!
Подумать только, человек вроде меня, привыкший работать за письменным столом, вынужден ползать в грязи посреди южно-шведской равнины, вытаскивая эти округлые корнеплоды, издававшие тошнотворное «чвак», когда мне удавалось преодолеть сопротивление матушки-земли.
После часа работы руки и спина болели до такой степени – я опасался, что переломлюсь посредине.
После двух часов все тело у меня онемело.