Слепень

Что же касается пятого, то он по всем параметрам вроде бы и подходил, но показался генералу Н. Н. Николаеву больно уж службистом, слишком выкатывал грудь колесом, слишком звонко каблуками прицокивал, слишком подобострастно выпаливал «так точно!» да «есть!». Н. Н. Николаев сразу почувствовал, что застрял в нем какой-то рабский хрящик, а даже чуть-чуть раб не может быть настоящим разведчиком, это – как гений и злодейство, то есть «две вещи несовместные», такой просто не способен на неординарные решения, без чего весьма часто разведчику невозможно обойтись.

«Впрочем, – тотчас подумал он, – а много ли тут, в стране, найдется сейчас людей, чтобы были совсем без этого рабского хрящика внутри? Большинство таких давно уже пригнули или повыбили…»

Тут он вспомнил про ту четверку, живущую сейчас в N-ской Нахаловке. Вот уж в ком и намека на этот самый рабский хрящик нет! И на самые неординарные решения, как показала жизнь, очень даже способны…

Он стал читать расшифровку донесения о новой разведшколе абвера под Витебском, там было много любопытного, но при этом он параллельно не переставал думать о них. О Тайном Суде он давно уже не вспоминал, это осталось далеко, в довоенном прошлом, но почему-то ему сейчас казалось, что с этой четверкой нахаловских обитателей судьба в скором времени его еще непременно сведет.

Глава 5

Перемена участи

Линия фронта совсем было приблизилась к N-ску, но затем, к зиме, после нашего контрудара под Москвой, немного откатилась назад, а на зиму на всех фронтах наступила так называемая оперативная пауза.

Осенью, когда наши дела были совсем плохи, Викентий и Полина пытались было тайком пробраться на фронт – уж оттуда, поди, назад не погонят, в особенности после того, как они покажут себя. Ни Юрий, ни Катя не стали их отговаривать. Они и ушли. Однако до фронта не добрались – через неделю Полина приволокла Викентия назад, у него был жар. Все-таки медкомиссия оказалась права: легкие его были сильно подпорчены. Пока они пробирались по снегу, у сына палача началась крупозная пневмония, и Кате с трудом удалось его выходить.

Болел Викентий долго, больше двух месяцев, но даже теперь, в феврале, был еще слаб. Для покупки лекарств, которых теперь было не достать, и хороших продуктов, почти не доступных в нынешние карточные времена, ей пришлось продать последние два колечка с бриллиантами.

Хотя Червленый и погиб, но, видимо, перед смертью успел все-таки дать распоряжение своим, так что нахаловские бандюганы их больше не трогали. Опасность подкрадывалась совсем с другой стороны. Недавно появившийся в N-ске новый уполномоченный НКГБ, капитан госбезопасности Кривцов, каким-то нюхом учуял в них не наших людей и уже месяц всячески донимал. Каждую неделю Юрия срывали с занятий в артиллерийском училище, в которое был преобразован его техникум, и часами мариновали на допросах, которые пока что назывались «собеседованиями». Вопросы капитан задавал все одни и те же и, разумеется, получал всякий раз одинаковые ответы – «легенда», сочиненная для Юрия Н. Н. Николаевым, была безукоризненной, и Юрий, ни разу не сбившись, повторял ее, как попугай. Капитан кивал, почему-то не удовлетворенный, и всякий раз все больше хмурился. Не минула чаша сия и Катю, и Полину, и Викентия. «Собеседования» с ними давали тот же результат, но капитан Кривцов все никак не мог угомониться.

* * *

В этот февральский день Юрий опять сидел в его кабинете и, наверно, в десятый раз выслушивал одни и те же вопросы:

– Итак, вы, гражданин Варфоломеев (такова, по «легенде», сейчас была его фамилия), утверждаете, что обучались математике в ярославском пединституте?

– А вы в этом почему-то сомневаетесь?

Ни малейшего беспокойства, что его разоблачат, не было; он, Юрий, знал, что Н. Н. Николаев ничего не делал на авось и наверняка где-то в архиве того пединститута лежит личное дело некоего гражданина Варфоломеева с его, Юрия, фотографией двадцатилетней давности.

– Вопросы здесь задаю я! – гаркнул на него капитан. – Стало быть, утверждаете? А вот наш источник сообщает, что в ту пору не видел вас там. – По его лицу было видно, что просто по привычке «берет на пушку».

Юрий сказал устало:

– Пошлите к черту ваш источник, пургу он вам гонит.

– «Пургу гонит»… И где это вы, интеллигентный вроде бы человек, словечек таких набрались? В лагере сидели?

– Нет, не сидел. Просто давно уже в этой стране живу.

– Вы на что это намекаете, Варфоломеев?! – раскипятился капитан. – На то, что наша страна и лагерь – это одно и то же?!

– Ты сказал

… – отозвался Юрий.

– Па-а-прошу не «тыкать»!

– Да нет, это цитата. Из Евангелия.

– В Боженьку веруете? – сразу ухватился тот. – Не из баптистов? Это они вам Евангелие давали?

– Да нет, помню по урокам Закона Божьего. Я же в гимназии учился еще эвон когда.

– В гимназии, говорите? – перешел капитан на новую колею. – И в какой?

– В ярославской, в первой.

– А вот другой наш источник сообщает…