Слепень

– В том-то и дело, – вздохнул Н. Н. Николаев, – что по-другому я не могу вам это объяснить. Ну а то, что это звучит весьма смутно… – Он взглянул на Юрия. – Вы же математик, а там, в вашей науке, как я понимаю, и до́лжно превращать смутные догадки в четкие доказательства. – И, взглянув на часы, произнес: – Все, нам уже пора в аэропорт. Если возникнут еще какие-то мысли, поговорим об этом в машине. Поехали!

* * *

Машину генерал Николаев вел сам – видимо, все же до конца не доверяя тому капитану-водителю.

Путь Юрию предстоял долгий и весьма кружной. Сперва под видом швейцарского дипломата он должен был «вернуться» из Москвы в Берн, затем, сменив документы, прибыть на оккупированный немцами север Франции в качестве представителя Красного Креста и лишь оттуда, превратившись в Жоржа де Круа, отправиться в Варшаву. Катин путь был короче. По своим подлинным документам она, миссис Сазерленд, вылетала в Стокгольм, а оттуда якобы тайком (амурные дела требуют от замужней женщины скрытности) посетить Варшаву, чтобы встретиться с Жоржем де Круа, своим давним тайным любовником.

Расстаться им предстояло на две недели. Боже, на целых две недели

! За четыре года они не расставались ни на один день, так что эти две недели сейчас казались вечностью. Как этот балбес Жорж де Круа мог не видеться со своей возлюбленной многими месяцами?!

Перед вылетом его самолета они, не говоря больше друг другу ни слова, крепко обнялись.

Напоследок генерал Николаев протянул Юрию какую-то книжку, обернутую в швейцарскую газету:

– У вас будет время прочитать. Зная вашу память, советую даже как можно больше из нее выучить наизусть, это может пригодиться. – И, проводив его до трапа, на прощание крепко пожал ему руку.

* * *

В салоне «дугласа», вылетавшего в Берн, пассажиров было немного, в основном дипломаты и представители общественных организаций. Все расселись поодиночке на места возле иллюминаторов, и лишь к Юрию подсел какой-то господин – видимо, с целью просто скоротать полет за разговорами.

Господин был несколько комического вида, одетый во все черное, с седой бородой, с черной шляпой на голове. Когда он снял шляпу, под ней оказалась ермолка.

– Вы из Швейцарии? – спросил он по-немецки с явным налетом идиша.

Жорж де Круа (ах нет, пока еще Макс Айзенгофф, швейцарский дипломат) кивнул.

– Разрешите представиться, ребе Моисей Шляпентох.

Макс Айзенгофф по большей части молчал, зато рэб Шляпентох говорил почти без умолку. Он оказался представителем Антифашистского еврейского комитета, посещавшим Москву для встречи с Соломоном Михоэлсом, который возглавлял советское отделение этого комитета, а дальше ему предстоял долгий перелет из Берна в Нью-Йорк, где предстояла встреча с Альбертом Эйнштейном.

– Ирония судьбы! – говорил ребе Шляпентох. – Эйнштейн получил звание арийца! А потом его лишили этого «высокого звания». Ха-ха! Они там, в Германии, должно быть, думали, он этого не переживет! – И почти без паузы начал рассказывать про свою жизнь.

Сам он оказался родом из Бердичева, но уехал во Францию еще до Октябрьской революции. Кто ж знал, что Гитлер оккупирует Францию за три недели! Он-то сам случайно находился в это время в Великобритании, так что чудом уцелел, а вот семья…

– Наверно, никого из них уже нет в живых, – проговорил он, и на глазах у него выступили слезы. – Ни Голды, жены, ни Шейлы, дочери, ни даже маленькой внучки. Он ведь, этот зверь Гитлер, даже младенцев не щадит!.. Печальная судьба! Вон, Голдочка убежала от погромов в России, – и что вышло?! А в России, как вы думаете, герр Айзенгофф, погромов никогда уже больше не будет?

– Я не слишком осведомлен о том, что происходит в России, – ответил герр Айзенгофф, – но пока вроде бы нет ничего подобного.

– Да, и Илья Эренбург, и Шоломэ Михоэлс пока что живы и, я смотрю, даже пока благоденствуют… Впрочем, Россия такая страна, что в ней любое может случиться. Эренбург уверен, что никогда уже не будет ничего такого, а вот Шоломэ, мне показалось, не слишком разделяет его уверенность, и знаете, герр Айзенгофф, история моего народа склоняет меня больше верить именно ему, Шоломэ.[40]

– И философски добавил: – На то она и судьба, что от нее не скроешься ни в России, ни во Франции, ни на Марсе, нигде…

Однако видя, что герр Айзенгофф явно не склонен поддерживать разговор, ребе Шляпентох наконец замолк, достал какую-то книгу на иврите, должно быть, молитвенник, и начал что-то бормотать себе под нос.

Герр Айзенгофф тоже развернул газету, в которую была завернута книга, данная ему в дорогу генералом Николаевым, и машинально положил ее себе на колено так же, как держал свою книгу ребе Шляпентох, – по-еврейски, задней обложкой кверху. Книга была в кожаном переплете, с золотистым обрезом.

Увидев, как он держит книгу, ребе Моисей, видимо, принял его за своего, даже легонько подмигнул.

Герр Айзенгофф, однако, перевернул книгу, и тут его попутчик, тихо произнеся:

– Merde![41] – перескочил на другое место как ужаленный.

Книга называлась «Майн кампф».