— Очевидно, если не определенно. Преимущественно этому помогла мудрость Авека. Он входил в связь с вашим миром с помощью средств, которые сам изобрел и научился применять. Всё это соответствовало пророчеству. С момента их с Нервиной исчезновения во всем мире началось брожение. Ведь было предсказано, что в последние дни мы свяжемся с той стороной, что кто-то придет, а кому-то придется уйти. Например, ваше прибытие было предсказано Харадосом с точностью почти до часа.
— Так это была счастливая случайность, — произнес Уотсон. — В моем случае НЕ БЫЛА замешана мудрость Авека или его учение.
— Верно. Однако это доказывает, что Рамды исполнили свой долг. Мы всё это время знали о «Пятне Жизни». Оно должно было оставаться закрытым до тех пор, пока мы путем объединения усилий разума и добродетели не сможем подняться до уровня высшего мира — вашего. Но мы не смогли бы открыть его сами. Рамде Авеку нужно было наладить связь с вашей стороной, прежде чем он смог бы применить открытые им законы.
Чик почему-то почувствовал восхищение этим Рамдой. Люди его склада были способны лишь на одну форму служения: экзальтированную и самоотверженную, посвященную развитию разума. Если Рамда Авек был таким же, его стоило уважать, а не ненавидеть. Что же до Харадоса… Уотсон никак не мог понять, кто это был — видимо, пророк или учитель, чье имя сияет из прошлого и чтится испокон веков.
«Слепое пятно» стало чуточку менее зловещим. Уотсон уже узнал о Храме Листа или же Колокола, Рамдах и их философии, огромном янтарном солнце, гигантских птицах, музыкальном кадансе благоуханного воздуха и заявлении Рамды Авека, которое можно было сравнить с работой и утверждениями доктора Холкомба.
Мир «Слепого пятна»!
Словно в ответ на напряженный ход мыслей, Уотсон внезапно почувствовал, что ужасно голоден. Он смущенно огляделся вокруг, и Рамда Геос, улыбаясь, понял значение этого взгляда. По его слову женщина покинула комнату и вернулась с одеждой темно-красного цвета, похожей на банный халат. Когда Чик надел его вместе с парой шелковых туфель, Геос предложил ему следовать за собой.
Они вышли в коридор.
По форме и окрасу стен он во многом напоминал комнату, которую они только что покинули, и вел в другое помещение; оно, будучи намного больше (около пятидесяти футов в ширину), было окрашено в глубокий, холодный оттенок зеленого. Его потолок, сомкнутый, как и предыдущие, казалось, был сооружен из материала, который светился сам по себе, излучая свет и тепло. Четыре или пять столов, по виду сделанных из черного дерева, были расставлены вдоль стен. Когда они сели за один из них, Рамда положил пальцы на некие круглые белые, цвета альны, пуговки, тянувшиеся вдоль кромки стола.
— В вашем мире, — извиняющимся тоном заметил он, — вас наверняка позабавили бы наши неуклюжие повадки, но пока что это лучшее, до чего мы додумались.
Он нажал на кнопку. В ту же секунду, без единого звука или любой другой подсказки, стол оказался уставлен золотыми блюдами с едой, а также парой кубков размером с кувшины, наполненных до краев темно-зеленой жидкостью, издававшей аромат почти что опьяняющий — не хмельной, несколько более утонченный. Рамда, не обращая внимания на изумление Уотсона или попросту не заметив того, какое впечатление все это произвело на последнего, поднял свой бокал, как и полагается радушному и щедрому хозяину.
— Можете пить, — предложил он, — и не бояться. Это не спиртное — если мне будет позволено употребить слово, которое, как я надеюсь, в ходу в вашем мире. Могу также добавить, что это — одно из лучших угощений, которые мы можем предложить вам, пока вы с нами.
И в самом деле, это было не спиртное. Уотсон сделал глоток и отметил про себя, что, если всё в Томалии наравне с этим напитком, то он определенно попал в мир, находящийся куда выше его собственного. Ибо одного глотка было достаточно, чтобы по его венам пронесся трепет, чем-то похожий на наслаждение от замечательной музыки, — искрящийся восторг, от которого рассудок сверкал чистотой и в блаженстве начинал работать со скоростью гениального.
Позже Уотсону не пришлось столкнуться с последствиями, которые бывают от алкоголя или наркотиков.
Это был самый странный прием пищи на памяти Уотсона. Еда была очень ароматна, безупречно приготовлена и подана. Только одно блюдо напомнило ему мясо.
— Вы едите мясо? — спросил он. — Это похоже на плоть.
Геос покачал головой.
— Нет. У вас по ту сторону есть плоть для еды? Мы создаем всю свою еду.
СОЗДАЕМ ЕДУ! Уотсон решил просто ответить на вопрос:
— Насколько я помню, Рамда Геос, у нас есть сорт мяса под названием говядина — плоть определенного сорта животных.
Рамда живо заинтересовался.
— Они большие? Кое-кто толковал Харадоса в этом духе. Скажите, они так выглядят? — он достал из кармана серебряный свисток и, приложив его к губам, выдул две короткие пронзительные ноты.