Слепой гость (изд.1969)

И, взяв камень с земли, он запустил его изо всей силы в окно. Зазвенело стекло, и луна, отраженная в нем, разбилась и исчезла.

Снова завыли и залаяли собаки, но люди за стенами не шевелились. Караван не хотели преследовать, не хотели гнать, его просто не замечали.

— Неправильно делает, — заговорили в толпе, и некоторые неодобрительно качали головами, — неверно делает, нехорошо.

Шварке понял свою ошибку. Он сразу же дал знак мулле, и мулла затянул стихи из Корана. Мамед ударил палкой осла, осел пошел, и за ним потянулись другие, и караван снова двинулся в путь. Но в рядах произошло замешательство: черноусый крестьянин с изъеденным оспой лицом отвел своего осла в сторону. Еще и еще, уже человек пятнадцать стояло у края дороги, пропуская вперед караван. Мамед подошел к ним и стал их уговаривать, а потом, схватив осла под уздцы, пытался повести за собой, но крестьянин легко и спокойно отвел его руку, и Мамед, выбранившись сквозь зубы, побежал догонять муллу.

Мулла посылал проклятия оставшимся и грозил им страшными бедами, а хлопкоробы и виноградари, проходя мимо отставших, отводили в сторону глаза, и видно было, что нехорошо было у них на душе.

Караван шел, и вот уже сзади можно было с трудом рассмотреть кучку людей, стоявших у края дороги. Деревня кончалась, и, оглянувшись назад, я увидел: в домах снова зажигались огни, люди выходили на улицу, оставшихся приглашали в дома, и хозяева, распахнув калитки, помогали вводить во дворы ослов. Тогда человек в мохнатой папахе стал ругаться и поносить жителей деревни и своих бывших товарищей. Он грозил кулаками, задыхался от ярости, а потом выхватил из кармана револьвер. Никто не успел вскрикнуть, как уже щелкнул выстрел.

Я не знаю, что бы случилось, если бы мулла сразу же не затянул молитвы, указывая протянутой рукой вперед, если бы Шварке, Мамед и еще какие-то люди не бросились бы на ослов и не погнали бы их палками по дороге. Вдогонку загремели выстрелы. Несколько пуль просвистело в воздухе, и многие наклонили головы. Жители провожали караван в долгую дорогу.

Пули не тронули никого. То ли слишком темно и далеко было, то ли стрелявшие не целились, желая только напугать.

Караван снова шел по освещенной луной дороге, и скоро деревня скрылась за поворотом.

Голод, усталость, тяжесть в одеревеневших ногах, шагавших минута за минутой, час за часом, — вот что осталось у меня в памяти от этого перехода. Глаза у меня слипались. Порою цокот ослиных копыт, однообразные шаги десятков усталых людей сливались в ушах в глухой и неясный шум. Кажется мне, что я несколько раз засыпал на ходу. Один и тот же скверный сон все время возвращался ко мне: резные дубовые листья, насквозь пронизанные солнцем, и моя мать висит над обрывом, и уже не мать, а я сам лечу вниз с головокружительной высоты. Вздрогнув, я открывал глаза и снова видел высокие, черные горы, дорогу, освещенную луной, ослов, неторопливо перебиравших ногами, белые фигуры понуро бредущих людей.

Дорога шла все вверх, мы уходили выше и выше в горы. Круче становились обрывы, и глубже становились ущелья. Тропинка шла от дороги по склону и исчезала вверху между скалами. Шварке свернул на тропинку, и весь караван, растянувшись гуськом, потянулся за ним. Ослы упирались, их ударяли палками, и они карабкались по камням, и рукою держась за вьюки, вверх поднимались люди, и когда передние скрылись уже между скалами, задние были еще на дороге.

Тропинка вела над обрывами. Внизу, освещенная луной, текла река, кустарник рос в расселинах, кое-где одинокие деревья лепились на скалах. Мы шли в самые глухие места, в край непроезжих дорог, в край камней, в край горных обвалов. Здесь мне уже не приходилось засыпать на ходу. Здесь каждый шаг требовал внимания и осторожности. Камешек, выскочивший из-под ног, заставлял вздрагивать и застывать неподвижно, прижавшись к отвесной каменной стене. Я — сын горца и внук горца. С самого раннего возраста мне приходилось бывать в горах. Я умею без страха подходить к самому краю пропасти, но здесь у меня замирало сердце, и я по минутам стоял неподвижно, чувствуя себя не в силах двинуться дальше.

Оглядываясь вокруг, я видел раскрытые от ужаса глаза, руки, судорожно цеплявшиеся за малейший выступ, ноги, лихорадочно искавшие точку опоры. И только ослы, тихие, выносливые животные, шли уверенно и спокойно по головокружительным тропинкам, замечательным чутьем угадывая, куда надо ставить ноги, где легче сохранить равновесие.