Они стояли, осматриваясь. Хотя слово «осматриваться» тут не очень подходило. Потому что толком осмотреться мешали занавесы. Или, если угодно, шторы. Или гардины. Или портьеры. Или всё вместе, да, скорее, именно что всё вместе. Потому что локация эта представляла собой пространство с бесчисленным количеством занавесок, самых разных, уходящих в бесконечность, в туманную даль над их головами. Лес занавесок, если угодно. Мир занавесок. Причем висели эти занавески на совсем небольшом расстоянии друг от друга, и хаотично. Где-то между ними было сантиметров по двадцать, где-то — около метра, где-то они заходили друг на друга, перехлестывались, где-то — вообще сливались, то есть один край широкого занавеса был, например, из плюша, а второй — льняной, или сатиновый, или из синтетического шелка. Никакой логики, никакой системы. Просто свисающие из ниоткуда полотнища тканей. Одни занавески выглядели чистыми, другие покрывал слой пыли, словно провисели они в этом пространстве нетронутыми несколько лет.
— И что это такое? — спросила Эри, ни к кому конкретно не обращаясь. — Как это следует понимать?
— Надеюсь, вопрос был риторическим, — вздохнула Берта. — Вторая локация, и снова чертовщина. Там туман, тут тряпки.
— И нет самой Алге, — добавила Эри. — Кстати, Бертик, ты знаешь, что Алге переводится как «ангел»? Я посмотрела, мне это показалось забавным.
— Хорош ангел, — покачала головой Берта. — Так, ладно. Давай думать. И сравнивать.
— И спрашивать, — подсказала Эри. — Альтея! Дорогая моя, скажи, эти занавески на чём-то висят?
— Не поняла вопрос, — ответила Альтея.
— Ну, занавески на что-то вешают обычно, — объяснила Эри. — Струна, карниз. А здесь чего? Над нами что, лес из карнизов, что ли?
— Занавески эквивалентны туману в первой локации, — сообщила Альтея. — Это условие существования области.
— То есть повторяется предыдущая история, так? — уточнила Берта.
— Совершенно верно, — подтвердила Альтея.
— Алгоритм действий этой локации сопоставим с тем, который использовала первая?
— Лишь частично. Туман в прошлой локации нёс другую функцию, — ответила Альтея. — И отражал другие ощущения. Там он является эквивалентом слова «непонимание» либо «неуверенность». Здесь — занавесы несут иную смысловую нагрузку. Её можно обозначить как «сокрытие».
— То есть это попытка спрятаться? — уточнила Берта.
— Скрыться, — поправила Альтея. — Алге Рауде скрывается. Она не хочет, чтобы её нашли.
— Зафиксируй, пожалуйста, эти факты, и первый, и второй, как маркеры, — приказала Берта. — Пока что не стопроцентные маркеры интеграции, конечно, но сходство есть, поэтому принимаем их в работу.
— Бертик, они не могут быть маркерами, — тут же возразила Эри. — Ну сама подумай. Как? Каким образом? Эти девушки, они чего-то боялись. И мы, таким образом, видим их страх. Да, он разный, но это именно страх. Верно?
— Почему не могут? — спросила в ответ Берта. — Метод, который они использовали, по сути один и тот же. Преображение в связи с ситуацией. Одна стала туманом. Другая — вот этими… занавесками, если можно так сказать. Обе не хотят показываться. Что тебя в этой модели не устраивает?
— Ну… — Эри задумалась. — Всё-таки они как-то по-разному себя проявляют. Но… ммм… Вообще, может, ты и права. Только немножко иначе. Сейчас я порассуждаю, если позволишь. Обе девушки погибли насильственной смертью, так?
— Так, — кивнула Берта.
— Про эти смерти достоверно ничего неизвестно, так?
— Снова так.
— И они, в каком-то смысле, показывают нам эти самые смерти вот таким образом, — продолжила Эри, хотя особенной уверенности в её голосе не было. — У Альтеи информации о том, как они погибли, нет, и не может быть. Тут, правда, пока вообще ничего непонятно, но, может статься, и здесь, в этих занавесках, тоже что-то отыщется.
— Погоди, — попросила Берта. — Ты не рано делаешь выводы? Смерть Алге как-то связана с занавесками? Так, получается?
— Слово «так» у нас превращается в паразита, — хмыкнула Эри. — Ну, видимо, да. А что? Нет? В той локации появились следы машины, значит, здесь тоже должны появиться какие-то следы. Ну или что-то в этом роде. Разве нет?
— Там хоть земля была, а здесь… — Берта присела на корточки, и провела рукой по материалу, покрывавшему то, что обе они условно обозначили как «пол». — Знаешь, на что это похоже? Пол, который заливают. В двойках так часто делали, причем там, где много людей, и пол нужен гладкий. В больших магазинах, на складах. Мы такой много раз видели.
— Только тот был без рисунка, или с крапушками, а этот всё-таки нет, он другой, — ответила Эри, тоже присаживаясь рядом с Бертой. — На этом узор. Только еле видный. Как паркет, ёлочка. Вон, видишь, черточки? Вроде бы это вполне себе паркет. Только видно его не очень хорошо.
Берта пригляделась. А ведь и правда, пол, казавшийся ей однородным, на самом деле таковым не являлся. На нем, если хорошо всмотреться, можно было разглядеть рисунок. Только не привычной венгерской ёлочки, а иной.
— Французская ёлочка, — сообщила Берта, вставая. — Уголки досок зарезаны под укладку. Дорогое удовольствие, такой паркет.