Слезы Брунхильды

Да, это было так. Эти храбрые воины могли предать своего короля, не откликнуться на его призыв или оставить его умирающим на поле битвы, но считали недопустимым, что женщина использует свое последнее оружие для — того, чтобы остаться в живых.

Именно это я и сделала. Я использовала Мерове для того, чтобы сохранить себе жизнь, но не пыталась его соблазнить. Эта мысль казалась мне такой абсурдной, что я никогда, по сути, не верила его признаниям в любви. Я и представить себе не могла, какие последствия повлечет за собой эта любовь.

12. Григорий Турский

Зима 576 г.

Можете его увести.

Стражники приблизились к Мерове, но, прежде чем кто-то успел дотронуться до него, он быстро поднялся, стараясь сохранить остатки достоинства, несмотря на свои слезы и почти непристойную белизну выбритого черепа. От его резкого движения табурет, на котором он сидел во время унизительной процедуры пострижения, опрокинулся и с грохотом ударился о каменные плиты — этот звук эхом глухо повторился под сводами зала, отчего все присутствующие вздрогнули. На полу вокруг Мерове были рассыпаны срезанные пряди волос — жалкие остатки былого свидетельства его принадлежности к королевскому дому. Кроме этого, несчастного принца лишили его богатых одежд, перевязи и оружия. Теперь он был одет в бесформенную монашескую рясу, однако она не придавала ему вид Божьего служителя, так же как и выбритая против его воли тонзура. В глазах всех, кто присутствовал при его бесчестье — знати, воинов, королевских наместников и даже слуг — Мерове скорее выглядел призраком, внушающим ужас своей мертвенной бледностью и скованной, неестественной походкой, когда он направился к выходу.

Фредегонда, сидевшая рядом с королем в главном зале суассонского дворца, старалась ничем не проявлять своих чувств. Таким и должно быть правосудие — равнодушным, суровым, не подвластным жалости и не обнаруживающим ни удовольствия, ни угрызений совести при исполнении кары. Мерове навсегда был изгнан из королевской семьи. Он больше не был принцем и даже не имел права носить оружие. За предательство семьи он отныне обречен был всю жизнь провести в монастыре Сен-Кале, недалеко от Манса. Таков был приговор короля.

Однако было уже слишком поздно — повсюду распространились слухи о побеге Брунхильды. Говорили, что побег осуществился вовсе не благодаря Мерове, который действовал втайне от отца, но, напротив, королева Остразии была освобождена по личному приказу Хильперика. Говорили, что король позволил запугать себя посольству остразийцев, которые заверили, что не имеют отношения к недавнему нападению предателя Годвина на Суассон, но в то же время дали понять, что нечто подобное с их стороны и впрямь может произойти, если им не вернут королеву. Фредегонда слишком хорошо знала своего супруга, чтобы поверить в подобную слабость, но у многих возникали сомнения, тем более что Хильперик ничего не опровергал; во всеуслышание было лишь сказано, что Брунхильда сбежала, воспользовавшись нападением на Суассон, отъездом короля и всеобщим замешательством. Возможно, ради этой цели она вступила в заговор с участием Годвина.

После некоторого размышления Фредегонда приняла последнюю версию, которая, по крайней мере, подтверждала все вероломство этой шлюхи Брунхильды, а также ее полное равнодушие к своему так называемому супругу. По сути, раз уж никак нельзя было казнить Брунхильду после ее второго замужества, лучше всего было разрушить этот позорный брак: освободить одну, заточить другого. Если взвесить все обстоятельства, сейчас было даже лучше, что Брунхильда вернулась в свои владения: нет ничего опаснее врага в ваших собственных стенах…. К тому же этот побег осуществился явно благодаря чьей-то помощи или, по крайней мере, попустительству. Надо будет подумать об этом позже.

Когда Мерове вышел под ледяной мелкий дождь с непокрытой головой — в таком виде ему предстояло проехать по улицам Суассона, чтобы все могли стать свидетелями его опалы, — собравшиеся в зале музыканты заиграли на флейтах и цитрах, чтобы развеять мрачную тишину. Фредегонда встретилась взглядом с хранителем королевской печати и сделала ему знак приблизиться.

— Монсеньор, — негромко произнесла она, склоняясь к королю, — просители ждут, что вы их выслушаете.

— Позже…