Слезы Брунхильды

— Ну да, само собой. Пойдем, надо ехать, пока еще не стемнело.

— Да, конечно. Куда мы едем? В Ден? В Орлеан?

— В Тур, — вмешался Гонтран Ле Бозон. Мерове нахмурился, не веря своим ушам. Потом он

подумал, что это шутка, и улыбнулся, повернувшись к Гайлану, словно призывая друга в свидетели.

— Но…, но ведь Тур принадлежит моему отцу! — наконец воскликнул он. — Я отлично знаю графа Ледаста — это презренный негодяй, который немедленно нас выдаст!

— До Тура меньше пятидесяти миль, и мы прибудем туда к вечеру, — продолжал Ле Бозон. — У меня есть убежище в базилике Святого Мартина. Я живу там с дочерьми все то время, что прошло со смерти короля Зигебера. И поверьте, монсеньор, Ледаст со своими головорезами не осмелится ничего предпринять против нас. Ведь даже вы ничего не знали о моем присутствии, когда вошли в Тур со своим войском. Поверьте мне, это надежное убежище.

Ле Бозон говорил правду. Трое беглецов, спрятав лица под капюшонами плащей, прибыли в Тур во время мессы и вошли в базилику во время богослужения, которое вел епископ Григорий. Их спутники, получив свою плату, уехали. Мерове, Гайлан и Гонтран Ле Бозон сели на последнюю скамью, у стены, и оставались там до окончания мессы. Как требовал обряд, священники раздали верующим просфоры, вино и соль. Дойдя до последней скамьи, один из них заметил трех людей, не снявших капюшонов, в покрытой дорожной грязью одежде. Их вид испугал священника, и он отошел, не осмелившись к ним приблизиться.

Чувствуя себя на грани полного истощения, душевного и физического, Мерове ждал, пока базилика опустеет. Затем он резко встал и поднялся на верхнюю галерею, к хорам, где сидел епископ Григорий в своем ритуальном облачении.

— Епископ! — громко произнес Мерове, одновременно откидывая капюшон.

Григорий молча рассматривал этого странного незнакомца. Мерове сменил монашескую рясу на обычную дорожную одежду и прикрепил к поясу кинжал, что совершенно не вязалось с тонзурой на его голове. На лице молодого человека отражались глубокая усталость и гнев.

— Почему мне не дали просфору? — резко спросил Мерове. — Разве я отлучен от Церкви? Или ты считаешь, что я не достоин есть хлеб и пить вино?

— Кажется, я узнаю тебя, сын мой, — прошептал Григорий, с заинтригованным видом приближаясь к нему.

Затем он заметил стоявшего чуть поодаль Ле Бозона и внезапно вспомнил, кто на самом деле этот странный молодой человек.

— Принц Мерове… Я встречался с вами в Париже, когда приезжал туда, чтобы предстать перед вашим отцом. Господь свидетель, я никогда не ожидал увидеть вас при таких обстоятельствах и в таком виде…. Итак, вы решили постричься в монахи, сын мой?

— Это сделали со мной против моей воли. Сам я никогда не испытывал желания стать монахом!

— Однако теперь вы им являетесь. И если вы избавитесь от монашеского облачения, то, боюсь, вас могут отлучить от Церкви. Но этот вопрос мы обсудим позже. Что вас сюда привело?

Во время разговора Мерове со священником Ле Бозон постепенно приблизился. Когда епископ задал последний вопрос, он встал между собеседниками, опустился на одно колено и почтительно поцеловал епископский перстень.

— Монсеньор, принц Мерове просит убежища и покровительства святого Мартина. Позвольте ему разместиться рядом со мной в базилике.

— Понимаю…. Кто-нибудь знает, что вы здесь?

— Никто кроме нас. Король тоже не знает. Григорий вздохнул и печально покачал головой.

— Значит, именно мне придется ему об этом сообщить.

— Что вы говорите?! — вскрикнул пораженный Мерове.

— Успокойтесь! — подал голос Ле Бозон. — Монсеньор епископ прав. О том, что вы здесь, рано или поздно станет известно, и он может оказаться в сложном положении, если не предупредит своего сюзерена. Но, так или иначе, это ничего не изменит. Это святилище неприкосновенно.

И он обернулся к епископу, ища у него подтверждения своих слов. Тот был невозмутим.

— Эта базилика — святое место, одно из самых почитаемых в королевстве. Даже ваш отец не осмелится его осквернить.

* * *

— Дайте место! Человек ранен!

В тот момент, когда раздался этот крик, Мерове сидел у костра, разведенного прямо под открытым небом, в заснеженном внутреннем дворе базилики. Вместе с остальными он поспешил к главному входу, между тем как несколько человек втащили на крыльцо базилики молодого человека, почти подростка, ноги которого болтались, словно у тряпичной куклы. Мерове узнал его — это был один из слуг, которых приставил к нему Ле Бозон. На лице несчастного, покрытом синяками, читались ужас и страдание. Через дверь базилики, все еще открытую, Мерове успел заметить тех, кто напал на слугу — трое мужчин удалялись, ничуть не спеша, помахивая своими дубинками. Один из них даже поднял с земли корзину, выпавшую из рук слуги, достал из нее яблоко и с хрустом надкусил под одобрительный смех своих приятелей.