Слезы Магдалины

Оставил – Бетти тронула драгоценный амулет, ощутив, как пальцам становится тепло. Слезы Магдалины утешали, приносили успокоение и мир в душу. Обещали надежду.

– Вот, – в руке Элизабет появился сложенный в несколько раз лист бумаги. – Письмо. Заметь, я не прошу ничего взамен.

Плотная бумага, в которой буквы скорее вдавлены, чем вычерчены. Острое желание швырнуть в костер, избавляя себя от остатков тайны.

– Читай, – велела Элизабет. – Сначала читай. А потом поговорим.

Читала. Продираясь сквозь слова и мысли, глотала слезы, которые вдруг затопили душу.

Ее мать звали Луизой, и она была ведьмой.

А отец – охотником. Тот, которого Бетти не знала, был точно таким же, как тот, которого убила. Кого же она убивала?

Любовь. Надежда. Предательство отречением. Смерть. Свобода. Встреча.

Случайность случайностей, причудливый узор судеб, в который Бетти вплели против воли ее. Но была бы ее другая жизнь лучше нынешней? Она не знала.

Слезы Магдалины согревали озябшую душу. И хотелось поделиться теплом. С Джо, он заслуживает больше, чем кто-либо... он ведь знал или догадывался, что Бетти тоже причастна к салемским судам, но взял в жены. Ее прежнюю, ее-чудовище.

А письмо продолжается. Теперь в строках раскаяние. Нерешительность. Отец думал, что с тем, другим, Бетти будет лучше. Он не знал, что ей плохо, иначе... иначе не случилось.

Пожар. Суд. Условие. Об этом Бетти уже знает, но читает, старательно выискивая в буквах ответы, но их нет.

Джо – хороший человек и позаботится? Благословение? Спасибо. Бетти знает. Бетти... Бетти, наверное, любит.

Любит? Любит! Она тоже способна любить!

И прощать. Всех, бросавших камни. Всех, отвернувшихся и оставшихся равнодушными. Всех ненавидящих. И всех виноватых. Она не судит и не желает быть судима. Бетти... Бетти хочет уехать.

Бетти хочет жить. Просто жить.

– И что, тебе совсем не интересно узнать? – Элизабет усмехается. И улыбка ее преображает. Черты лица становятся жестче, взгляд злее.

Ведьма? Похожа. Но... но какое Бетти дело? Она не продолжит охоту.

– Что ж... право твое. Уезжай. И никогда, слышишь! Никогда! Не возвращайся сюда!

Темногривая лошадка весело месила копытами грязь. Фургон скакал по кочкам. Девушка на козлах прижималась к мужчине, и он смотрел на нее удивленно и словно бы не веря.

Позади осталась дорога на Салем.

Впереди расстилалась ярко-зеленая равнина.

Она спала. Она была прекрасна, и человек, спустившись с чердака, преклонил колени.

– Спала Богородица Мать во святом граде Вифлееме. И явился ей сон страшен и ужасен, – прошептал он, убирая с лица пряди волос. Спящая не шелохнулась.

Следовало поторопиться, но... прежняя решимость внезапно исчезла. А если ошибается? Если и тогда, раньше, ошибался?