Слямбу катамбу нок! или Приключения первобытного выдумщика

— Но ведь ты должен был сгинуть в Бездне! — сказал Дом, ощупывая руки брата, трогая лицо, волосы и уши.

— После я расскажу, почему этого не случилось. Это долгая история, на много-много вечеров. Ответь-ка мне сначала, почему вы смеялись, как сумасшедшие, когда увидели нас?

— Я скажу, но ты не поверишь.

— Говори.

— Наверно, от ужаса.

— Что?! — Дум даже отступил на два шага.

— Помнишь, Дум, как, уходя к Краю Земли, ты учил нас смеяться?

— Учил…

— Ну так вот: сделав одно, ты не сделал другого.

— Чего же?

— Ты не рассказал нам, что смешно, а что не смешно. Смеяться-то мы научились, это оказалось занятной штукой, но, сдается, мы смеемся не тогда, когда нужно и не над тем, что смешно.

— Что за чепуха!

— Чепуха? Суди сам. Вдруг мы загогочем, — жаловался Дом, — когда увидим, что одного из наших придавило деревом. Или расплачемся, если кто-то потешно шлепнется в лужу. В общем, у нас с появлением смеха все разладилось. Смех — он не такой простой, как кажется. Наверно, ты открыл его слишком рано. Нам, видимо, нужно еще какое-то время порычать…

— Дум! — послышался голос Вождя. — Дум, подойди-ка ко мне!

Дум повернулся к Сокрушаю.

— Если тебе, вождь, хочется поговорить со мной, почему бы не подойти ко мне?

— Я могу подойти, — прорычал Сокрушай, — но только для того, чтобы… — от злости он даже недоговорил.

— А я думал познакомить тебя с Самым Большим, — Дум сделал несколько шагов к мамонту и погладил его мощные желтые бивни.

В этот момент послышался кашель Шито-Крыто.

— Вот видишь, Дум, что значит путешествие! А ведь это я надумал тогда послать тебя к Краю Земли!

— Справедливо, мудрейший, — ответил Дум. — Но ты никак не ожидал, что я вернусь.

— Дум, — снова прорычал Сокрушай, — ты привел Самого Большого для еды? Если так, я, пожалуй, прощу тебе то, что ты вернулся. У нас давно не было хорошей добычи.

— Нет, о вождь. Самый Большой — наш друг. Он уйдет отсюда, коль захочет, живым и невредимым.

Толпа отлепливалась от Горы и постепенно, шажок за шажком приближалась к разговаривающим, со страхом, однако, поглядывая на огромину мамонта.

— Ежели он уйдет, — заворчал вождь, — ежели уйдет…

— Ты хотел сказать, что мы останемся тогда без еды? Напролом, ну-ка глянь на голубей над собой!

Охотник, державший лук наготове, поднял его, прицелился, выстрелил — голубь, пронзенный стрелой, упал между Думом и Сокрушаем. Вождь, не веря своим глазам, уставился на мертвую птицу.

И все же поднял голову.

— Дум, тебя посылали к Краю Земли, чтобы там заглянул в Бездну и свалился в нее. Ты не выполнил наказа!

— О великий! Оказалось, для того, чтобы заглянуть в Бездну, не обязательно ходить так далеко. Хочешь сейчас же увидеть ее?

— Зачем мне Бездна! Покажи ее Шито-Крыто, это по его части.

— Шито-Крыто, хочешь? Хочешь заглянуть в Бездну?

— Заглянуть в Бездну? Ты думаешь, Дум, у меня нет других дел и забот? Сколько угодно! Время ли интересоваться Бездной, когда дух Горы Тарарам начал вдруг, отвечая мне, шепелявить? А еще я ломаю голову над тем, как приостановить лето, чтобы мы успели запастись всем необходимым на зиму. И вот что еще мне досаждает: к нам повадились странные на вид огненные по краям облака — я и думаю, как от них отмахаться… Видишь, Дум. сколько у меня хлопот! А ты пристаешь ко мне со своей Бездной! Советую тебе забыть о ней и заняться настоящим делом!

Сокрушай тем временем уже подозвал к себе Напролома, и оба о чем-то разговаривали, поочередно держа в руках лук. А Хоть-Куда уже смешался с толпой и что-то говорил, говорил…

Вот какой была долго ожидаемая встреча наших путешественников со своим племенем, с вождем Сокрушаем и шаманом Шито-Крыто.

ПРОЩАНИЕ

В тот же день мамонт был отпущен восвояси. Проводить его пошли все трое — а за ними, в отдалении, следовали почти все внуки Горы. Вождь и шаман на этот раз стояли позади всех.

Самый Большой долго не понимал, почему люди то ли отпускают его, то ли прогоняют — он успел привыкнуть к ним и даже, если можно так сказать, полюбить их, особенно Хоть-Кудая, который приносил ему самую вкусную еду и всегда помногу.

Дум, Напролом и Хоть-Куда шлепали мамонта по мохнатому боку, говорили: "Ну иди же, иди!", но он все стоял, протянув к людям хобот, касаясь им то одного, то другого, не веря или не понимая, что они хотят распрощаться с ним навсегда.

Люди сами пытались уйти от него, но Самый Большой поворачивал и шел за ними..

И вдруг, в какой-то момент долгого этого прощания зверь понял, чего хотят от него. Он остановился, поднял хобот и затрубил так тоскливо, что у всех троих сморщились лица, словно они должны были заплакать. Парни боялись посмотреть друг на друга.

А мамонт, потрубив еще немного, — его крик слышала вся равнина перед Горой, а сама Гора отозвалась горестным эхом, — резко повернулся и быстро зашагал прочь от людей.

Трое долго-долго смотрели ему вслед, но Самый Большой не обернулся ни разу. Может быть, у мамонтов это не принято — оборачиваться, прощаясь.

***