Слёзы Шороша

– Насчёт трактира нашего присоветовал кто? – спросил провожатый и хитрым вопросом своим поставил путников в затруднительное положение: можно ли упомянуть Малама?

– Фелклеф – друг нашего друга, который и посоветовал нам переждать ночь у него в трактире, – сказал Савасард.

– По делу какому или путешествуете? – раздался голос сзади.

– Путешествуем, – ответил Мэтью.

– Откуда же путь держите? – тут же прозвучал простой непростой вопрос.

– С нашего Озера, – нашёлся Дэниел, успев сообразить, что о Дорлифе лучше не заикаться там, где могут быть глаза и уши Зусуза, а вдруг в эти самые мгновения их несут ноги одного из этих троих.

Мэтью взглянул на него с ухмылкой на лице. А голоса сзади стихли до шёпота, а потом и вовсе сошли на нет.

– Красиво смотрятся ваши Поляны издалека, – сказал Дэниел, почувствовав что-то вроде вины за что-то вроде вранья.

– Да, красок не жалеем, каждый год наружность грибов наших обновляем, – с гордостью ответил провожатый и ещё с каким-то чувством прибавил: – А есть такие, что и по два раза в год перекрашивают. Мельничные этим славятся, всех в этом занятии превзошли.

– Да-а, это так.

– Это – правда: зажиточный там народ, – один за другим подтвердили голоса позади.

– Смотрю, капюшоны у вас на загляденье, – сказал Савасард, желая угодить гордости коротышек (не может коротышка – в особенности коротышка – не испытать гордости, услышав лестные слова о самом приметном атрибуте его одежды).

– Красивы под стать грибам, – подтвердил Мэтью.

– Искусно сработаны, – добавил Дэниел.

Провожатый довольно хихикнул, покачивая головой, и сказал:

– Какими естество их сотворило, такие и есть. Такие, как есть, и к спинам прилаживаем сызмала.

Услышав про капюшоны, те двое, что шли позади, обогнали мелким скорым шагом пришлых и присоединились к провожатому.

– Вон наш трактир, – сказал тот, хотя самый выдающийся гриб на Оранжевой Поляне говорил сам за себя.

– Фелклеф наш тоже дважды в год его красит, не хуже мельничных, – похвастался солидностью сополянника другой.

– Сразу видно, – сказал Мэтью одобрительным тоном.

– Благодарим вас, люди добрые, – сказал напоследок Савасард.

– Лишь бы вы добрые были, а мы в нашем доме, какие есть, – послышалось уже вдогонку.

Из трактира по лестнице один за другим спустились и поспешили к своим грибам человек семь-восемь прималгузцев, и каждого из них путники, ожидая подле толстой ножки, поприветствовали, получив в ответ, кроме обычных словесных отскоков, недоуменные взгляды. Наконец Мэтью, Дэниел и Савасард оказались в обеденном зале. К ним тотчас подошёл сухощавый, ростом на голову выше виденных коротышей, человек.

– Приветствую вас, гости-незнакомцы, – сказал он. – Не хотите ли воспользоваться умывальником, – он указал рукой, – и занять столик, что поманит ваш глаз?

– Благодарим тебя, – сказал Дэниел, и друзья последовали совету учтивого работника.

Как только они заняли столик, он тут же возник рядом и живо проговорил:

– Меня зовут Фелклеф. Я хозяин этого трактира.

– Фелклеф?! – воскликнул Мэтью. – Больше всего на свете нам сейчас нужен человек по имени Фелклеф!

– Как такое может быть?! – Фелклеф удивлённо развёл руками.

– Вот те раз! Может! Ещё как может, дружище! – раздался знакомый хриплый голос, и из-за столика через два поднялась квадратная спина, на которой сидела кудрявая соломенная голова, а под ней, вместо горба, – оранжевый капюшон, сбоку от которого покоился в кожаном чехле бесподобный Мал-Малец. Всё это развернулось, уступив место бровасто-усато-бородатому оранжево-красноватому лику. – Это мои с Маламом закадычные друзья. Он их к тебе и послал, полагаю. Дайте-ка я вас обниму, Мал-Малец в помощь мне!

Друзья, тотчас забыв об усталости и удовольствии сидеть на удобных стульях (впрочем, на любых стульях, лишь бы не бежать, не идти и не стоять), подскочили навстречу Гройоргу.

– Прибереги Мал-Мальца для корявырей, – заметил Мэтью.

– Как же я рад снова видеть тебя, Мэт-Жизнелюб!

– Моя радость больше твоей, ты же Квадрат.

– Насчёт Квадрата спорить не стану, Мал-малец в помощь мне. Савасард-Ясный, дружище! Вот и свиделись.

– Гройорг, дружище!

– А это кто ж? – округлил глаза Гройорг.

– Для меня он Дэн, – ответил Мэтью.

– Для меня тоже, – сказал Савасард.

– Я Дэн, метатель камней, – представился Дэниел и протянул Гройоргу руку.

– Приветствую тебя, – Гройорг задержал взгляд на лице новоиспечённого Дэна, – Дэн-Синеокий. Посмотрим, какой ты метатель камней. А что с нашим-то Дэном-Грустным стряслось?

– Теперь он вместо него. Я же сказал, для меня он Дэн, – в словах Мэтью слышалась непреклонность.

– Подожди, Мэт! Не могу я так. Гройорг, послушай. Я… понимаешь, я и есть Дэн-Грустный. Только теперь ещё грустнее, чем был… из-за всего этого, – заметно волнуясь, проговорил Дэниел и рукой махнул на своё лицо.

– Дэн-Грустный?! – в недоумении переспросил Гройорг.

– Грустный, а никакой не синеокий. Это Мартин был синеокий. Когда я погиб… то есть моё тело погибло, я позаимствовал его: ему оно было уже ни к чему.