Зусуз взял палку, стоявшую у стены подле кровати, и поднялся. Затем приблизил узловатый конец двухтрубчатника к чёрному глазу Дэниела – боль тотчас объяла левую сторону его головы и лица. Он сжал челюсти и терпел, терпел, терпел, чтобы не выказать то, чем, возможно, мог выдать себя. Зусуз, опустив палку, сказал:
– В твоём глазу нашла пристанище стрела Чёрной Молнии.
– Я рад этому, Повелитель, – ответил Дэниел, не очень-то понимая, что это означает.
– Сафа, отведи его в соседнюю комнату и накорми. Я полежу, устал. Ничего, нынче Малам будет наказан за дерзость своей палки, причинившей мне страдания. (Зусуз ещё не окреп после схватки с Маламом.)
Дэниела встревожили слова Зусуза: «Гура отправил в погоню за ними пять сотен воинов». Дэниела встревожили слова, что сказала ему Сафа напоследок, перед тем, как оставить его: «Знай, Мартрам: Повелителю нужен тот, кто восполнит ослабленную в нём силу. Но прежде он испытает тебя».
Так и случилось, но случилось неожиданно и исподволь.
Минуло три дня. Во время совместной с Зусузом трапезы, которая уже становилась для Дэниела привычной, как и слова, разбавлявшие её, хозяин сказал:
– Телесное недомогание, которое оставила во мне разящая сила двухтрубчатника Малама, надолго уложило меня в постель и понудило предаться размышлениям, что сторонятся помыслов о расширении границ власти Выпитого Озера. Признаки спеси, кои ты, верно, разглядел во мне за эти дни, всего лишь дань привычке… потому как слова Малама, что запали мне в душу, неотступно пытают меня.
– Какие слова, Повелитель? – спросил Дэниел.
– Вот его слова: «Сам поразмысли над тем, по какой дороге дальше тебе идти». Они пытают меня и зарождают во мне сомнения.
– В чём же ты усомнился?
– Малам живёт среди людей и не повелевает ими. Просто живёт… как все они. Обзавёлся козой и пасынком-получеловеком. Но я слышал (и не раз), что люди прислушиваются к нему, идут в его дом за советом. И он даёт им его. И это мудро, ведь советы его, слова его – это те нити, которыми он связывает людей и которые при надобности тянет или дёргает, как поводья узды, направляя их взор туда, куда надо ему. И я спрашиваю себя: может, людям не нужна моя палка, ломающая хребты? Может, их взором должно управлять, как это делает Малам? Это значит, стать таким же, как они, завести козу и пригреть приёмыша и, помимо иных прелестей жизни (как, например, это вино на моём столе, на нашем столе), наслаждаться скрытой властью. Я спрашиваю себя: если ты рождён властвовать, если в тебе горит этот огонь, власть твоя должна быть скрытой или принуждающей… кровавой? Что скажешь, Мартрам?
Дэниел задумался, но не нашёл слов, чтобы тотчас ответить. Но он всегда помнил, что пришёл в Выпитое Озеро не для словесного ответа Повелителю Тьмы. И он воспользовался моментом.
– Повелитель, твои слова озадачили меня, а вкус твоего вина пленил. Откуда оно? – сказал он, хотя узнал эти милые бочонки, величиной с хороший кулак, из трактира «У Фелклефа».
– Я беру его у Блолба, старшего брата моего друга детства, Фелклефа, – ответил Зусуз, и сильный голос его выразил трепетное чувство в нём.
– Ты хранишь вино в погребе под башней? Мне бы взглянуть на твои запасы.
Зусуз усмехнулся.
– Ступай вниз и скажи Сафе, чтобы она сопроводила тебя в подземелье… Постой, Мартрам.
– Да, Повелитель?
– Ты не дал ответа на мой вопрос.
– Чтобы ответить, мне нужно немного времени: прежде я не задумывался над этим.
– Ступай – потрафи своему любопытству.
Спустившись, Дэниел постучался к Сафе. Она выглянула.
– Что тебе, Мартрам?
– Сафа, дорогая, проводи меня в погреб. (Он уже второй день говорил ей «дорогая», и это работало: она была мягка с ним, как только может быть мягка корявырьша.)
Сафа вышла и запалила факел. На поясе у неё висел кинжал, что он подарил ей. Вместе они спустились через люк в погреб. Дэниел заметил, что замка на крышке нет. Внутри Сафа зажгла свечи по обе стороны от двери. В обширном подземном помещении по стенам тянулись полки, по большей части уставленные горшочками с вареньем (точь-в-точь в таких подавали варенье «У Фелклефа»), бочками с соленьями и бочонками с винами. По полу стелился серый туман.
– Возьму два.
– Бери, Мартрам. Значит, испытал тебя Повелитель?
Как только Дэниел услышал эти слова, тотчас вспомнил её предупреждение в первую ночь в башне и смекнул: «Он проверял меня».
– Да, испытал. Вот решили вина выпить, – ответил он и подумал: «Ахинею несу».
– Ну, ступай – не заставляй Повелителя ждать.
– Я благодарен тебе, Сафа.
«Что ему сказать?.. что ему сказать? – думал он, перебирая ногами ступеньки под глухое рычание горхуна. – Говори то, чего не ждёшь от себя». Вдруг он понял, что скажет. Снова спустился и, застав Сафу возле двери её комнаты, сказал:
– Сафа, дорогая, мне нужно ненадолго выйти из башни.
– На кой?
– Хочу показать Повелителю, на что я способен.
Возвратясь к Зусузу, он поставил бочонки с вином на стол.
– Повелитель, я готов дать тебе ответ.
– Говори.
– Прошу тебя: выйди со мной на балкон.