Слёзы Шороша

– Войди, лесовик! – сказал он нарочито бодрым тоном, предположив, что принесли завтрак или весть о продолжении расследования и не желая показывать уныния, в котором он пребывал.

– Не угадал. Лесовичка к тебе в гости. Привет, дорлифянин!

Это была Эстеан (печаль в её глазах не могла спрятаться за весёлостью слов). Она пришла раньше всех. Она хотела прийти раньше всех. И она хотела, чтобы он видел, что она пришла раньше всех.

– Не знаю, кому я порадовался бы сейчас больше, чем тебе. (Дэниел не лукавил: с ней ему всегда было хорошо.)

– Тому, кто принёс бы тебе добрую весть – слова, которые подтверждали бы, что ты Дэнэд.

– Это правда. Но этим вестником была бы ты.

– Это правда, – сказала Эстеан, ласково улыбаясь глазами. – Дэн, я пришла сказать, что отец сегодня не мрачен, каким был третьего дня и вчера. И он не сторонился меня.

– Только палачи по утрам мрачны… а он лишь отдаёт приказы.

– Ты несправедлив к палерардцам.

– Я несправедлив лишь к справедливости белой комнаты.

В дверь постучали.

– Вот и твой завтрак, – сказала Эстеан, открыла дверь и приняла поднос. – Что тут у тебя? Руксовый чай, творожники и козье молоко.

– Не хочу есть, только чаю попью… хоть и не паратовый.

– Думала тебе так много сказать.

– Готов слушать тебя… слушать, слушать…

– Не обманывай.

– Сама видишь, что не обманываю. Ты лучше других видишь и всё понимаешь.

– Слов нет… куда-то подевались слова.

– Как же ты хотела много сказать без слов?

– Не знаю. Душа хотела, а слов нет.

– Тогда давай молча сидеть, и я буду слушать твою душу.

– А я твою. Дэн… – Эстеан запнулась.

– Слова появились? Давай их сюда.

– Прости меня за то, что случилось в лодке.

– Это ты прости меня… за то, что я убежал.

– Уплыл.

– Просто я вспомнил, что я Дэн. Ты сама внушила мне это. Не будь я Дэном, я бы не уплыл… от тебя.

– Но ты Дэн, а я не Лэоэли.

– Эстеан, знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? Только ты можешь угадать.

– Я съем творожник?

Эстеан поднесла творожник ко рту и тут же вернула на поднос. Слёзы скатывались по её щекам. Она не успела перебить нахлынувшую волну чувств пережёвыванием творожника или ещё чем-нибудь.

– Я знаю, Дэн, чего тебе больше всего хочется.

– Не вообще, а в эти мгновения, – уточнил Дэниел.

– Я и говорю про эти мгновения.

– Эстеан, давай на счёт три вместе скажем, чего мне хочется… чтобы ты потом не сказала, что я обманщик.

– Давай.

– Раз… два…

Вместо «три», раздался стук в дверь.

– Войди, вестник белой комнаты!

В дверях появился Озуард.

– Эстеан?! – сказал он негромко, но не успев спрятать удивление.

– Да, отец, ты узнал меня. Пришла проведать Дэнэда. Может, не доведётся больше увидеть его живым.

– Дэнэд, мы ждём тебя в белой комнате, чтобы продолжить расследование, – сухо сказал Озуард и вышел.

– Эстеан, мне надо идти.

– Подожди. Больше всего ты хотел бы сейчас быть в комнате камней. Правильно?

Дэниел приблизился к ней и поцеловал её в щёку.

– Ты удивительная, – сказал он и направился к двери. Остановился. – Эстеан, чуть не забыл. У меня к тебе просьба. (Эстеан смотрела на него, едва сдерживая слёзы.) Когда всё кончится, загляни под мою подушку. Если найдёшь там что-нибудь, распорядись, как сочтёшь нужным.

* * *

По обе стороны от двери в роковую комнату стояли два воина, вооружённые кинжалами. Это было впервые за всё время, пока Дэниел носил на руке белую повязку, и неприятно тронуло его чувства.

Внутри, кроме четверых палерардцев, которые вели расследование, находился ещё один человек, тот, кого он совсем не ожидал встретить: на скамейке, на том же самом месте, где и в прошлый раз, сидела Лэоэли.

– Приветствую вас, – сказал он и затем обратил свой взор к Лэоэли: – Доброе утро, дорлифянка.

– Доброе, – ответила она.

– Займи своё место, Дэнэд, и начнём… Лэоэли, сначала мы хотим послушать тебя. Ты что-то желаешь добавить к тому, что уже сообщила нам?

– Может, не надо? – сказал Дэниел, уставившись на неё, и в этих словах, и в этом взгляде чувствовалось: «Не пожалела бы ты потом».

– Я хочу, – ответила Лэоэли.

– Посмотри на меня! – выкрикнул он (Лэоэли вздрогнула, палерардцы взирали бесстрастно). – Может, не надо, зеленоглазка?! Не надо!

– Я хочу сказать и скажу! – с нотками взыгравшей гордости ответила Лэоэли.

– Говори, дорогая Лэоэли, – поддержал её Озуард.

Она приготовилась и, казалось, вот-вот начнёт говорить, как вдруг…

– Не могу, – прошептала она, закрыв лицо руками.

– Так, может, и вправду не стоит ничего говорить, Лэоэли? Ты уже и так обо всём поведала нам в прошлый раз, – высказался Ретовал и этой подсказкой словно тронул её оголённый нерв.