Слишком близко

Я до сих пор не привыкла к ее новому образу, слишком очевидны перемены. Я скучаю по длинным шелковистым локонам, струящимся сквозь пальцы, когда их гладишь, по свежему и естественному лицу, теперь скрытому под ярким макияжем. Она поправилась и выглядит взрослее. И у нее появились командирские замашки. Впрочем, я не против. Раньше она никогда так не хлопотала вокруг меня.

– У меня травма головы, я имею право забыть. – Улыбнувшись дочери, я привстаю в постели и про себя отмечаю, что она по-прежнему «моя девочка», несмотря на бунтарские попытки скрыть естественную красоту. – И валяться тоже.

Саша поднимает жалюзи, и я щурюсь от яркого света.

– Я ненадолго, – сообщает она. – Сначала завтракать или в душ?

– Меня не обязательно опекать. Тебя что, папа проинструктировал?

– То есть? – В ее тоне слышится напряжение. Я встаю, и Саша расправляет простыню на моей постели и взбивает подушку.

Нет, ничего такого, отвечаю я, просто я рада ее видеть.

– Расскажи про свою квартиру. – Я набрасываю халат поверх ночной рубашки. – Я слышала, у тебя там настоящий дворец.

Она принимается собирать с пола мою разбросанную одежду.

– Папа говорил о моей новой квартире?

– Конечно! А что тут удивительного?

Она пожимает плечами.

– Ничего. Да, классная. Надеюсь, ты у нас скоро побываешь.

Это «у нас» меня цепляет – наверное, как сказал Роб, мы оба не принимаем ее нового парня.

– Я и с Томасом хочу увидеться. – Сашина рука, протянутая к моей туфле, замирает в воздухе. – Я знаю, что знакомство было не очень удачным. Но ведь это все позади, правда?

Саша присаживается на край кровати.

– Вообще-то вы виделись несколько раз. – Выудив из рюкзака телефон, она пролистывает фотографии. – Вот он! Узнаешь?

На фото они оба смеются. Томас стоит сзади, прижимаясь подбородком к Сашиной стриженой макушке. Его губы растянуты в широкой улыбке; густая челка почти закрывает глаза. Одной рукой он крепко обнимает Сашу за слегка опущенные плечи, другая вытянута вперед – видимо, в ней он держал телефон, пока снимал.

– Извини, все что есть, – сообщает Саша. – Томас ненавидит фотографироваться. Мне пришлось его полчаса уговаривать, а он все дурачился.

Я снова перевожу взгляд на фотографию. Я видела его считаные секунды в окно кафе, и он даже не остановился. Но эта улыбка! Ох… Я зажмуриваюсь и снова открываю глаза, надеясь, что ошибаюсь. Увы, сомнений нет: мужчина на фото и у кафе – один и тот же человек.

Саша берет у меня телефон.

– Ты его помнишь?

Мне хочется выхватить телефон и приглядеться снова, убедиться, что это не он… Поздно. Я смотрю на пустые ладони. Новое знание ошеломило меня.

– Мама? – Саша машет рукой у меня перед глазами. – Ау, ты здесь?

Я молча киваю, боясь голосом выдать тревогу. Воспоминания отрывочны и, соединяясь, образуют причудливую картину: фото, мужчина у кафе и обнаженный мужчина из снов, который оборачивается ко мне с улыбкой. Я убеждаю себя, что это ничего не значит, это всего лишь фото мужчины, а вспоминаю я его потому, что он встречается с Сашей. Страх накатывает с новой силой. Саша спрашивает, как прошел вчерашний осмотр в больнице. Не прекращая болтать, она разбирает вещи.

– Мам, да что с тобой?

– Все хорошо, честное слово.

Саша садится рядом на кровать. Я беру ее за руку и глажу ладонь.

– Ты что-то скрываешь? Врач сказал что-то неприятное?

Она обеспокоенно смотрит на меня.

– Нет-нет, просто…

– Мама, ты меня пугаешь. Что случилось?

– Ничего страшного. – Я отвожу глаза. – Просто жаль, что я многого не помню. Голова кругом.

– А врачу ты об этом говорила?

– По его мнению, вполне естественно чувствовать себя… как бы так сказать? – улыбаюсь я. – Потерянной.

Саша спрашивает, что врач рекомендовал делать для восстановления памяти.

– Просто ждать, – отвечаю я.

На самом деле консультант расписала и другие варианты, которые Роб тут же отмел как бесполезные.

Я знаю, что он принял в штыки саму мысль о том, что я буду обсуждать наши проблемы с посторонними людьми. Он никогда не называл разговорную терапию иначе, чем «пустой болтовней». Его любимая фраза «сами разберемся» раздражала меня до тошноты. Такое чувство, что ему наплевать на мои мучения; мол, амнезия – ерунда, главное, что я восстанавливаюсь физически. Когда я сказала ему об этом, он выпалил, что после падения я стала какой-то странной, но тут же поспешил извиниться. Из больницы мы ехали молча и с тех пор особо не разговаривали.

– И ты правда не помнишь ничего с момента, как Фин уехал учиться? – спрашивает Саша.

Я вспомнила свою привычку сидеть внизу с кофе и ноутбуком, отвечаю я. И про соус болоньезе в морозилке. Вот и все, чем я могу поделиться с дочерью.

Саша улыбается.

– Ну видишь, сколько полезного! А дальше только ждать? Больше ничего нельзя сделать?

Со свойственной ей проницательностью Саша уловила мои сомнения.

– Есть еще психотерапия. Или группы поддержки. – Я невольно вспоминаю реакцию Роба на подобные предложения. – Консультант оставила мне координаты группы поддержки для переживших травму мозга. Встречи проходят раз в неделю. Собственно, ближайшая встреча сегодня после обеда.