Слоновья память

— Ой, малыш, да ты молоденький, — вскричали потрясенные диоптрии, — тебе примерно столько же, сколько мне, тридцать три, тридцать четыре от силы, да? Спорим на двести пятьдесят эскудо, что тебе тридцать четыре, я насчет возраста никогда не ошибаюсь, если бы так и с лотереей, я бы уже открыла магазинчик в Ареейру уебись сколько лет назад, Мендеш поклялся мне костями покойного брата, что устроит мне такой в Пенья-ди-Франса, но потом явились эти коммунисты, всех нас обобрали, и все пошло в задницу, накрылось медным тазом, но, если ты думаешь, что я отступилась, ты слеп как муж, который не видит дальше своих рогов: Дори упряма, как осел, в любви и в бизнесе я волкодав: своего не упущу, вцепляюсь мертвой хваткой. Да, кстати, сколько у тебя лежит в банке, больше сотни тысяч? А то мы могли бы, если хочешь, открыть парикмахерскую на паях, «Салон Дори» классно бы звучало, правда? Неоновые буквы снаружи, чистота внутри, богатая клиентура, мастерицы отборные, тихая музыка, кресла бархатные, все как в кино, а я бы сидела за кассой: коммерция — мой конек, ведь я десять лет торговала галантереей у Мендеша и ни разу не допустила ни малейшего ущерба «Аванезе ди Арройуш», а закрылась она, потому что должна была закрыться: магазины тоже изнашиваются, знаешь, как мужские причиндалы, твой-то, плутишка, наверняка весь изношен, но Дори наладит, можно и на одной струне сыграть так, что ах, а еще поставщики «Аванезы» драли с нас втридорога, черти, тут я случайно познакомилась с Леалом, он еще пел на радио, ты его точно знаешь, вот-вот должен был на телевидение попасть, он мне такие песни посвящал в романтическом жанре, я аж плакала, представляешь, видный такой парень, не придерешься, его даже пригласили сниматься в фотосериале для «Хроники», такая история об одном инженере, он сын графини, влюблен в горничную своей матери, которая, оказывается, внучка маркиза, но сама не знала, маркиз жил в Кампу-ди-Орики, в инвалидном кресле, я ему твердила: Леал, соглашайся, соглашайся же, у тебя финансы поют романсы, к тому же ты вылитый инженер, но у парнишки гордость взыграла, он разозлился, да будь это даже кино, говорит, я еще тысячу раз подумал бы, да будь это даже индийский фильм, он просто помешался на индийских фильмах, кто хотел с ним встретиться, всегда мог его найти у дверей отеля «Авиш», очень похож был на Артуро де Кордова[141]

и Тони ди Матуша

[142]

, тот же голос, те же аккуратные кудри, такая же тонкая талия, каждую среду и четверг занимался с гирями и гантелями в Атенеу, а в Кашиаше и на пляже девчонки на него так и вешались, Мендеш смирился, простил меня, он знал мой темперамент и прощал, Леал женился на хозяйке ювелирной лавки из Амадоры, на этой козе драной, у которой и сисек-то толком нет, вдова моряка, тот моряк наварил какие-то сраные бабки на контрабанде: приемники привозил, а может, пизду своей жены предлагал всем подряд направо и налево, я месяц без таблеток уснуть не могла, все вздыхала, даже радиосериал разонравился, Мендеш меня отпаивал липовым чаем, бедняжка, утешал: Дори, я, мол, если доктор разрешит, пойду запишусь на гимнастику в Атенеу, у бедненького была грудная жаба, еле-еле по лестнице поднимался, тут же задыхаться начинал, а сколько раз на мне сознание терял, Дори, успокойся, твой Сладенький здесь, с тобой, Мендеша звали Рейналду, Рейналду-ди-Консейсан Мендеш, но я его называла Сладенький, ему так нравилось, я от горя на пять кило похудела, эх, блядь, встретила бы эту гнойную жабу, рога бы ей зубами пообломала, говноторговка, кошка ошпаренная, в октябре откинула копыта, спасибо аневризме, я благодарственный молебен оплатила у Антония Блаженного, теперь мне радоваться до конца жизни, падре что-то бормочет по-латыни у алтаря, а я на коленях про себя: ты сам не знаешь, о чем молишься, мошенник, да здравствует кладбище Бенфика: там теперь та, которая меня отпидарасила.