Слова, которые мы не сказали

Сердце начинает биться чаще. Меня охватывает чувство облегчения, смешанное со страданием. Все эти годы я была права. Я не сделала неверных выводов. Я могу вернуться в Новый Орлеан и восстановить репутацию! Я могу сказать маме, что никакой ошибки не было! Я отправлю письмо Эр-Джею, нет, я поеду в винодельню и объясню ему, что не была эгоистичным ребенком, разрушившим жизнь его отца.

Но Энни уехала, мне могут не поверить. Ведь доказательств нет. Вдруг я приняла случайное подергивание головы за кивок и подтверждение своей правоты? Я переворачиваюсь и кладу руку на подушку. Не могу же я провести остаток жизни в размышлениях над тем, что же произошло? Это единственный шанс доказать Эр-Джею – и самой себе, – что я не ошибалась.

Я подскакиваю и сажусь в кровати. Да, у меня нет доказательств, но я точно знаю, где их найти.

Полумесяц оставил серебряный след на поверхности озера. Я бегу по склону, и босые ноги скользят по мокрой траве, луч света от фонаря подпрыгивает, как шустрый заяц. Дрожа от нетерпения, я переступаю через борт лодки, подпираю фонарь спасательным жилетом и достаю ящик со снастями.

Маленький ключик не хочет заходить в проржавевшее отверстие. Я даже пытаюсь сорвать скобу, но это бесполезно.

Я поправляю волосы и бессильно вздыхаю. Внезапно на дне я замечаю старую отвертку. Прижав короб коленом, я подсовываю отвертку под скобу и тяну изо всех сил.

– Открывайся же, – бормочу я. Бесполезно.

Я смотрю на ящик и принимаюсь разговаривать с ним, как с живым.

– Что же ты скрываешь? – Ударяю по нему кулаком. – Журналы с девочками? Детское порно? – Шипя от натуги, я пробую еще раз вставить ключ в замок. Удивительно, но на этот раз он входит легко, будто смазан маслом.

Я поднимаю крышку, и в нос ударяет запах плесени и табака. Я беру фонарь, уверенная, что найду то, что и предполагала, но в ящике пусто. Нет даже крючков и грузил, лишь открытая красная пачка «мальборо» и колода карт. Подняв пачку, я замечаю потрепанный пакет из-под сэндвича со струнным замком. Я направляю свет фонаря в нутро ящика и с трудом перевожу дыхание. Пакет плотно закрыт. Что в нем? Наверняка порнографические фотографии из журналов.

У меня начинает кружиться голова, мне кажется, что я могу потерять сознание. Порнография, я в этом уверена. Возможно, даже письменное признание. Это же мое спасение!

Я лихорадочно тереблю пальцами пакет, но внезапно замираю. Слова Дороти доносятся до меня так отчетливо, словно она сидит рядом. «Учись жить с неопределенностью. Неизвестность – душевный комфорт для глупцов».

Я обращаю глаза к пакету и шепчу:

– Нет. Я так устала от двусмысленности.

Я смотрю на серую гладь озера и думаю об Эр-Джее. Этот ящик поможет мне восстановить репутацию. Эр-Джей узнает правду и меня простит. Но он не сможет простить отца. Эта рана никогда не затянется.

Я закрываю лицо руками. Фиона права, мы лжем по двум причинам: чтобы защитить себя или других. Болезнь Альцгеймера сделала Боба безобидным стариком, от него не надо никого защищать. Но в защите нуждаются те, кто его любит, и я обязана принять их правду.

Я захлопываю крышку. Истина никому не нужна. Ни Эр-Джею, ни маме, ни моим прежним поклонникам и работодателям. Она не нужна даже мне. Я научусь жить с неизвестностью.

Я навешиваю замок и закрываю его. Быстро, чтобы не передумать, снимаю маленький ключик с кольца и бросаю подальше в озеро. Он несколько секунд держится на поверхности, а потом медленно погружается под воду.

Глава 43

Следующие четыре дня я оплакиваю потерю Эр-Джея, его дружбы и всего того, что успела себе напридумывать. Я скорблю, видя, как утекает жизнь из человека в соседней комнате, в то время как женщина, всегда находящаяся рядом, пытается продлить его дни, обеспечив комфорт и спокойствие. Я оплакиваю те два десятилетия, проведенные без мамы и с верой в то, что мой отец супергерой.

Попутно я прихожу к выводу, что, в сущности, люди мало чем отличаются друг от друга. У всех нас есть недостатки, мы полны страхов и отчаянно нуждаемся в любви, все мы глупцы, стремящиеся к успокаивающей уверенности. Я скорблю.

В половине пятого утра меня будит мама.

– Его больше нет.

На этот раз я понимаю ее без объяснений. Боб умер.

Удивительно, сколько нового можно узнать о человеке на похоронах и понять, какое количество оставшихся без ответов вопросов будет погребено вместе с ним. На похоронах моего отца два года назад выяснилось, что папа хотел быть летчиком, но это так и осталось мечтой, хотя мне непонятно почему. Сегодня, стоя у могилы Боба, я узнаю от его товарищей, что он был членом Общества анонимных алкоголиков и вырос в детском доме, что в пятнадцать лет убежал оттуда и год бродяжничал, прежде чем его приютил владелец ресторана, дал ему работу и комнату. Ему потребовалось шесть лет, но он все же закончил колледж.

Что заставило его в пятнадцать лет покинуть детский дом и уйти на улицу? С какими демонами в душе он боролся с помощью программы Двенадцати ступеней? С алкоголизмом или чем-то более серьезным?