Слова на кончиках пальцев

Я переживала из-за того, что произошло в доме Майерсов. Ясно как божий день, что я не виновата в произошедшем, но доказать этого при всем желании не могла. Свидетелей не было, а сам Кевин мог убедить себя в том, что не он стал причиной неприятного инцидента – он же ничего не видел.

Наверное, все же стоило плюнуть на гордость и на чувство справедливости, если я хотела и дальше продолжать работать у Майерсов. Они и так пошли мне навстречу, не вышнырнув из дома сразу, хотя с их установками и положением вполне могли это сделать не раздумывая.

Решив, что завтра же извинюсь перед Кевином, я зашла в общий чат с Руби и Майком. Руби рассказывала о своем новом подопечном, к которому ее приставили пару недель назад – 83-летнем старичке с Альцгеймером и невыносимой женой. Подруга уверяла, что женщина была недовольна практически всем, что она делала или же не делала.

Сама Голдштейн, хоть и делилась разными историями, относилась к причудам стариков спокойно. У нее уже был большой опыт ухода за пожилыми людьми. Перед тем, как устроиться в патронажную службу, она два года следила за своей больной раком бабушкой, до самой ее смерти.

Майк же жаловался на отца, который снова напился и разнес половину квартиры. Я знала, что Мур занялся патронажем по большей части из-за того, что хотел быть полезным. Парень чувствовал вину за то, что не мог помочь матери усмирить вечно пьющего отца, к тому же склонного к рукоприкладству. Майку было комфортно проводить время в других семьях, там он помогал нуждающимся и при этом не видел пьяные выступления старшего Мура.

Я же могла только читать сообщения друзей и морально их поддерживать. Когда Руби спросила, как обстоят дела с моим подопечным, я лишь ответила, что «пока непросто и мы притираемся». Ребята, как обычно, предложили помощь, а я даже не знала, какого рода помощь мне нужна.

Если только с тем, чтобы я почаще держала язык за зубами и смиренно принимала капризы Майерса.

***

Нет, это было за гранью!

Кевин Майерс продолжал молча поглощать завтрак, никак не реагируя на мои извинения!

Может, он, ко всему прочему, еще и оглох?!

«Так, Сэм, спокойно. Ты уже знаешь, что этот парень не из простых и подход к нему нужен особенный… Только какой, черт его подери?!»

Было стыдно признаться в этом самой себе, но я пристально наблюдала за Кевином в надежде, что он почувствует мой взгляд и хотя бы поперхнется своим гребаным панкейком.

Это что-то новенькое. Я работала в семье всего третий день, а мне уже хотелось придушить своего подопечного. Хотя о чем это я? Мне никогда раньше не хотелось убивать подопечных.

Покончив с панкейком, Майерс приступил к капучино. И не просто приступил, а громко прихлебывая! Да что с ним сегодня такое?

Чтобы усмирить раздражение, я принялась жадно глотать апельсиновый сок. Вместе с этим пыталась судорожно придумать, как действовать дальше. Считать ли его реакцию безмолвным принятием моих извинений? Или же он, наоборот, всем видом пытался дать понять, что ему глубоко плевать на меня и на мое раскаяние? Которого, к слову, не было и в помине. Слова прощения я смогла выдавить только благодаря своей уступчивости и намерению сохранить рабочее место.

Я до сих пор была уверена в том, что виновником инцидента с опрокинувшимся супом стал сам Кевин.

Сок был допит, в голову так и не пришла ни одна стоящая идея, а Майерс продолжал раздражающе громко смаковать кофе.

Чтобы занять себя чем-то, я подорвалась с места, вытерла руки влажными салфетками, взяла из буфета пузырьки с таблетками и заранее подготовила воду.

Поставила все это по правую руку от Кевина и не успела вернуться на свое место, как услышала звон разбитого стекла.

Обернувшись, обнаружила, что Майерс отставил кружку с капучино, а его рука лежала там, где я только что оставила лекарства и воду. Разбитый стакан, вода и таблетки лежали на полу, а Кевин с невозмутимым выражением лица протянул:

– Неужели вы додумались оставить все это на краю?

Я едва не задохнулась от возмущения, но быстро собралась с мыслями.

– Стакан стоял не на краю стола, – едва не по слогам процедила я, сжимая и разжимая кулаки в попытке не сорваться на истерику.

Майерс шумно вздохнул, вновь взял в руки кружку с кофе и уперся локтями в стол. Перед тем, как пригубить капучино, произнес:

– Пользуетесь тем, что я ничего не вижу? Как это низко.

Мне хотелось топнуть ногой и закричать, но вместо этого я прикусила щеку, взяла из буфета рулон бумажных полотенец и принялась молча собирать осколки и вытирать воду. Я же надеялась, что сегодня все пройдет спокойно…

Он сделал это специально. Теперь у меня не оставалось ни единого сомнения в том, что и вчера все было подстроено. Чего он этим добивался? Пытался вывести меня из себя? Но зачем?

А я еще унизилась перед ним, принесла извинения… Идиотка.

Что ж, пора перестать тешить себя надеждами и признать тот факт, что Кевин Майерс – самый настоящий придурок.

Глава 4

Остаток рабочей недели прошел по схеме «я молчу и действую на автомате, а мой подопечный пытается мне насолить, но у него ничего не выйдет».