Слова. Том I. С болью и любовью о современном человеке

– Вот смотри: ты, к примеру, пастух. У тебя в стаде много ягнят. Одни мирно щиплют травку и радостно блеют, а другие – заморыши или больные – жмутся в сторонке. О каких ты станешь заботиться больше? Разве не о заморышах? А если на каких-то ягнят нападёт шакал и они станут жалобно блеять, то к кому ты поспешишь на помощь? К тем, которые радостно и спокойно пасутся и блеют, или же к тем, которые душераздирающе кричат, прося защитить их от хищника? Пастуху больнее за ягнёнка израненного, и он заботится о нём особо, пока и тот не станет здоров. И те, кто творит чудеса, и те, кто изранен врагом – диаволом, должны занимать в нашем сердце одинаковое место. Мы не должны внутренне презирать вторых. К тем, кто прежде вёл греховную жизнь, а сейчас подвизается, стремясь отсечь свои страсти, я испытываю больше любви, больше боли, чем к тем, кто не мучим страстями. О первых я помню постоянно. Если в человеке есть внутренняя любовь, то о ней извещается и его ближний, потому что эта любовь услаждает и всего внешнего человека – она делает его краше посредством Божественной благодати, которую невозможно скрыть, потому что она сияет.

Пастырям, будь они священники или архиереи, было бы хорошо помнить и о Моисее, о том, как он мучился с двухмиллионым строптивым народом. О том, сколько он с любовью молился о своём народе, о том, сколько горя хлебнул он вместе с народом за долгие годы странствия по пустыне, пока не привёл их в Землю обетованную. Приводя всё это себе на память, христианские пастыри будут получать неисчерпаемую силу и никогда не возропщут из-за своих страданий – ничтожных по сравнению с теми страданиями, которые пережил Моисей.

Обмирщение духовенства

– Геронда, пономарь обязательно должен быть одет в мантию даже летом, в жару? Я вот в жару в мантии просто потом обливаюсь.

– Ну и ну… Вот уж нынче монашество так монашество!.. Что ты тут скажешь… Преподобный Афанасий Афонский, подвизаясь, носил толстую одежду и тяжёлый-претяжёлый крест, а мы… До чего же мы сейчас докатились! Будучи в Австралии, я видел в одном храме пономаря в шортах. «В таком виде, – сказал я ему, – ходят на пляж, в море купаться». – «А мне, – отвечает, – удобнее так».

Начинают с этого, потихоньку идут дальше, а потом доходят до того, что говорят: «Давайте сбросим рясы, чтобы нас не пекло солнце». Мешает мантия? Сбрось её! Мешает платок, апостольник, обливаешься потом? Сбрось и их, чего там! Да-да, мы катимся к этому. Брат ты мой, но если жарко, то каждый монах должен подумать о себе. Пусть надевает поменьше одежды под подрясник.

– Геронда, а можно ли монаху снять рясу и быть облачённым в одну мантию?

– А священники пусть снимут подрясники и останутся в штанах, да? Что тебе на это сказать… Мантия – это облачение монаха. В неё облачается монах, принимающий малую или великую схиму. Во время пострига в мантию облачён восприемник постригаемого. Облачив новопостриженного в рясу восприемник снимает с себя мантию и надевает на него. Когда я был в Александрии, то поразился тому, что некоторые местные женщины были одеты в чёрное с головы до ног. Такое у них предание. И это при тамошней жаре! А что же мы – не можем вытерпеть рясы, принятой нами от наших отцов?

– Геронда, некоторые недоумевают: «Разве ряса делает человека священником?»

– А ты посмотри, к примеру, на два масличных дерева – одно в листьях, а другое без них. Какое из двух тебе больше понравится? С листьями или без? Живя в каливе Честного Креста, я однажды ободрал кору со ствола росшего во дворе масличного дерева и написал: «Древа свой сбросили наряд – посмотрим, сколько уродят!», а рядом ещё: «Поп безрясвенный – видать, безнравственный». В то время живо обсуждался вопрос об отмене ношения ряс священниками и некоторые приходили, надеясь получить от меня благословение на это!

– Геронда, один человек привёз к нам в обитель православного священника в брюках. Надо ли было брать у него благословение?

– Какое там ещё благословение! Кем бы ни был тот, кто привёз вам этого священника, надо было сказать ему так: «Просим прощения, но у нас в монастыре принято за правило давать духовным лицам рясу. Разве можно приезжать в женский монастырь священнику в брюках? Это неприлично». Если не стыдно ни тому, кто вам его привёз, ни самому этому священнику, то тебе-то почему должно быть стыдно дать ему рясу? Как-то раз я встретил на аэродроме одного улетавшего за границу молодого архимандрита в мирской одежде. «Я – отец такой-то», – отрекомендовался мне архимандрит. «Ну и где твоя ряса?» – спросил я его и, естественно, не стал брать у него благословения.

– А некоторые, геронда, утверждают, что, став более современным, духовенство принесёт больше пользы.