Слово о Вере Алексеевне Зашихиной. О великой народной целительнице Русского Севера

Первое моё ощущение от встречи с ней было связано со страхом: и руки, и ноги подрагивали. Вера Алексеевна посмотрела – и меня будто током пробило… Она, наверное, это почувствовала: стала расспрашивать, как мы живём и тому подобное. А у меня словно речь отняли. Потихоньку пришла в себя; поразговаривали, посмеялись. Она прочистила мне организм. Вышли, я Кате говорю: «Ну, я страху-то натерпелась».

Потом однажды ходила в лес, насобирала много голубики. Разговаривала с мамой по телефону, и она попросила ягод. Я решила отправить ей ягоды с кем-нибудь из жителей её деревни Комарово. Так и сделала. И вскоре у меня заболело в боку, да так сильно, что пришлось ехать к Вере Алексеевне.

Она посмотрела и говорит: «Ну, что, наскакала себе килу!» Я удивилась: «Что?» – «Килу в левом боку тебе наставили». Говорю: «Я ведь нигде не скакала!» – «Скакала, скакала с баночкой». Я вспомнила, что ходила в лес, и точно ведь, собирала ягоды в баночку! А Вера Алексеевна продолжает: «Вспомнишь, так узнаешь, кто насадил. Так будешь носить в руке крестики».

Ещё у меня голова часто болела. Она полечит, и становилось лучше.

Муж ездил несколько раз.

Однажды в 1992 или 1993 году мне приснился необычный сон. Будто передо мной приземлилась летающая тарелка. На ней огоньки светятся. И появляется женщина в светлом, блестящем платье. Она говорит: «Я сюда приехала. Мне бы надо молодых людей с собой увезти».

А я была идейная, партийная. Возражаю ей: «Каких молодых людей? У нас и так не хватает механизаторов в колхозе!» Она мне говорит: «Так, пойдём со мной!» – «Нет, никуда я не пойду». Тогда она произносит: «Ну, давай я тебе немного помогу: сниму у тебя головную боль».

И ведёт по мне рукой. Я лежу. И вдруг я как соскочила и открыла глаза: никого нет.

Я рассказала свой сон Вере Алексеевне. Она спросила об этой женщине: «Она в каком платье была?» – «В белом, блестящем». – «А что ты с ней на контакт не пошла?» – «Я побоялась». – «Сон-то неплохой. Зря».

И после этого меня очень долго головные боли не беспокоили.

В 1997 или 1998 году сильно прихватило спину. Меня согнуло крюком: ни туда, ни сюда не могу разогнуться. Сыну говорю: «Как хочешь, вези меня к Вере Алексеевне». Он сперва съездил к ней один, договориться. Она сказала: «Привози до приёма людей». И на следующий день он повёз меня. Приезжаем, а там – столько машин, столько народу! Все заворчали: «Куда без очереди!» Вера Алексеевна идёт: «Не шумите! У меня тут не больница».

Я зашла еле-еле к ней. Она говорит: «Так сядешь на стул-то?» А я сесть не могу. «Нет», – говорю. «Почему не сядешь?» Я боком стала. Она: «Ну, ладно». Свечку зажгла, спрашивает: «А ты знаешь, как у тебя второе имя?» Я говорю: «Знаю: Фатима». – «О, да, знаешь».

И я села-таки перед ней на стул. Она водит руками, шепчет, глаза закрыты… Потом говорит: «Встань». А я: «Ой, Вера Алексеевна, я не могу». Она: «Ну, ладно, сиди». И продолжает: руками шевелит, шепчет. Я уже стала по сторонам смотреть. У неё по-прежнему глаза закрыты. Потом говорит: «Вставай». Я поднялась. Она спрашивает: «Ну, чего?» Говорю: «Ой, не знаю». Чувствую, вроде лучше. Она опять меня посадила и продолжает лечить. Потом опять встать велела. Говорит: «Как ходите на такую-то в клуб буги-вуги – жопой-то вертеть». Я попробовала – тяжело. Она: «Снова садись». Потом опять: «Встань». Я уже в одну сторону могу повернуться, а в другую – нет. Я встала. Сама беспокоюсь: народу-то много приёма ждут. Говорю: «Ну, Вера Алексеевна, представление, что ли, даёшь?» Говорит: «Вот не отпускает. Не долечила девку-то. Не отпускает». И ещё руками поделала-поделала… Покрестила меня. Говорит: «Вот, полечила. Всё вроде нормально. Вот небольшой у тебя вроде гастритик-то был. Хотела оставить. Не дают».

Я ей банку огурцов привезла. «Вера Алексеевна, это вам». А она: «Ты же знаешь: я ничего не беру!» – «Нет, это я от всего сердца, от всей доброты». «Ну, ладно, возьму, – говорит, – банку, съем».

Когда моей маме было около семидесяти, я возила её к Вере Алексеевне. Зашли, мама ей говорит: «Ну, вот, я приехала к тебе. А ведь я-то тебя постарше».

Мама знала, что Вере Алексеевне было тяжело лечить тех, кто старше её. «Ну, давай садись, бабка, я тебя полечу». Полечила, покрестила и говорит: «Ну, давай, поди, бабка, с Богом! Бегай!»

Веры Алексеевны который уж год нет, а бабка всё бегает! Мама говорит: «Веры Алексеевны нет, а меня вылечила!»

Когда муж заболел онкологией, мы поехали к ней. Вера Алексеевна с ним поработала, говорит ему: «Ладно, можешь идти. Поправишься». А мне: «Останься. Я тебя ещё посмотрю». Он вышел, она мне говорит: «Придётся тебе поухаживать за Сашей-то… Позвоночники мы, – говорит, – не кроим». Видит, я сейчас зареву, говорит: «Боли-то я ему сниму. Дак не плачь. Не намучает он тебя. Жить-то ему осталось недолго».

Муж прожил полгода. Диагноз Веры Алексеевны подтвердился: у него пошли метастазы по позвоночнику, и уже ничего нельзя было сделать. Муж всю жизнь работал на тракторе механизатором; видимо, его работа отразилась на здоровье.