Опять до утра не спится,Все давит многоэтажность.Мне кажется, я стал птицей.Но только, увы, бумажной.На крыльях – слова, заметки.Твой почерк. Косой, бескрайний.И даже не нужно клетки,Бумажные не летают.Измятые белые перья,Я, кажется, оригами.А раньше тебе я верил,Пока мы не стали врагами.На вызов – улыбка мелом,Сражение – каждым словом.Возможно, что я был белым,Теперь – до груди разрисован.Скажи мне, любить бумагуЛегко? Или все же сложно?Возможно, что я был мягок,Теперь я намного строже.Но эта война иная,Система моих поцелуев,Побег от прицела к раю,И карим огнем – по июлю.Мы все еще жаждем сжиться,По старой больной привычке.Мне кажется, я стал птицей.Но ты зажигаешь спичку.«На сцене ночь. На сцене только замысел…»
На сцене ночь. На сцене только замысел,До действия, до акта, до имен.И зряча тьма, и воздух – осязаемый,И каждый звук – до боли окрылен.Мы пишем жизнь, мы отсекаем лишнее.Эссенция страданий и любвиСтановится листовками, афишами,Становится наследием земли.Здесь каждый миг уже раздет до зоркости,Здесь разжигают тысячи костров.Здесь даже кровь на пальцах – бутафорская.Но это наша, слышишь, наша кровь!Я жизнь, я роль, я плачу вдохновением,Я возвращаю, отдаю вам все.Да будет слово. Истина. Вступление.Но на стене уже висит ружье.Да будет свет. Движение. Риторика.Да будем мы. Пусть так, из-под кнута.А я на сцене. Я играю Йорика.Не Гамлета, но мертвого шута.«Сколько лиц в пустоте, сколько бледных встревоженных губ…»