Сложенный веер

— Разговоры, — недовольно произносит Медео. — Разговоры и разговоры. Вечные ваши разговоры о том, о сем, о десятом, о сто четырнадцатом. Пока не приставишь человеку меч к горлу, ничего о нем не узнаешь. Сначала один, с золотыми когтями до полу, потом сообразительный старец с Делихона… Достали уже. Кори, давай тебе не нужно будет с ним поговорить.

— Нужно.

Когда Кори нужно, он умеет говорить «лорд-канцлерским голосом». Теперь уже Медео корчит рожу. Но меч все-таки убирает. Первое, что делает делихон, когда остроконечное лезвие перестает царапать ему грудь, — подходит к локсийской секире и легонько проводит по ней пальцем.

— Поразительно, — удивленно констатирует он. — Никогда не замечал, что с предметов в этом дворце стирается пыль. Или это ты ввел, Кори? Признак прогресса?

— На Аккалабате прогресса нет. Об этом многократно упоминалось в политических дискуссиях последних дней. Если вы не заметили, — ехидно добавляет Кори. Сам он мечи не убрал и следит за делихоном пристальным взглядом.

Корто задумчиво продолжает:

— Все-таки тогда я был прав, на Делихоне. Сид совсем не готовил тебя к управлению государством. Знаешь, какая должна быть основная черта лорд-канцлера государства, не имеющего прогресса? Если не считать предусмотрительности.

У Медео удивленно округляются брови. Он старается встать так, чтобы не отражаться в секире и всеми мыслимыми мимическими средствами передать брату мысль о том, что они имеют дело с невменяемым сумасшедшим. Сейчас он будет объяснять им, как управлять Аккалабатом. Кори делает предостерегающий жест. Совет помириться с Хьеллем, полученный им во время альцедо, оказался хорош. Послушаем еще.

— Не знаю. Расскажете?

— Умение заниматься именно тем, что нужно в данный момент. Ты его полностью лишен. Вот так вот.

Делихон словно сам удивляется тому, что сейчас сказал. Примерно с такой интонацией отец сообщал Кори, что в связи с его колоссальными «успехами» в танцах он на придворном балу должен будет пригласить молодящуюся старуху Дар-Фалько, которой все равно с кем. И не сметь оттаптывать ноги молодым деле из боковых ветвей Дар-Эсилей: им этикетом предписано танцевать с дальним родственником, но такого наказания они не заслужили. Вот так вот. И энергичное движение указательного пальца правой руки, выстукивающего по воздуху вот-так-вот.

И энергичное движение указательного пальца правой руки… Выстукивающего вот-так-вот по рукояти локсийской секиры.

Кори начинает нравиться эта игра. Краем глаза он замечает изменившееся выражение лица Медео и понимает, что тот тоже вспомнил. Вспомнил, потоптался на месте, шагнул в угол комнаты, подхватил за спинки два стула, принес. Сам, скрестив руки на груди, устроился поодаль. Привалился к сомнительной прочности этажерке с укутанными в грубую кожу древними фолиантами, имеющими такой вид, что никому, кроме мышей, не пришло бы в голову заглянуть в них без опасения за свое здоровье. Беззастенчиво разглядывал Корто, словно прикидывая, что у него под лакированной форменной кожей.

— В общем, не вижу повода распылять сейчас время и силы и заниматься всяческой ерундой типа романа Медео с королевой или попыток заткнуть рот какому-то делихону, который нечаянно (это слово произносится с неподражаемо ироничной интонацией дома Эсилей) подслушал некий бессистемный и бессмысленный разговор. Сейчас у нас другая проблема, — Корто усаживается на стул нога на ногу. — Медео, ты рано прикинулся предметом домашней обстановки. Сходи проверь за дверями, не подслушивает ли нас кто. И за окнами посмотри.

Медео на мгновение превращается в возглас «Чтооооо?!!» двухметрового роста. Все виды мучительной смерти, которым он готов подвергнуть настырного делихона… нет, конечно, они не читаются у него на лице, ведь он все-таки Дар-Эсиль. Но в чеканящем шаге, которым он приближается к двери, и в напряженно выпрямленной спине — полный набор средневековых пыток, мысленно примеряемых им к Корто, прочитать вполне можно. Корто делает вид, что не заметил. Одобрительно кивает, когда Медео, нарочито топая, подбирается к одной двери и вместо того, чтобы рывком распахнуть ее, одним махом оказывается у противоположной и резко ее толкает. Так же мастерски проверяются окна и вторая дверь: Медео сам настолько поднаторел в искусстве подслушивания, что знает все уловки, и ни один шпион не укроется от его опытного взгляда.

— Нет здесь никого, — недовольно бурчит он, возвращаясь на место. — Все спят уже. И нам пора баиньки. Сейчас выслушаем вас, убьем по-быстрому и на бочок в кроватку.

«В этом весь Медео», — думает Кори. Сам он уже в начале этой пантомимы удобно расположился на стуле, даже орад расстегнул и позволил ему свободно сползти на пол. Кори устал, безумно устал и не собирается изображать из себя железного.

Сейчас будем долго слушать Корто, потом абсолютно его не убьем, потому что он расскажет нам нечто важное, и вместо кроватки отправимся неизвестно куда делать неизвестно что «нужное в данный момент».