Случай из практики

– Лейды нет в городе, – сказал Лауринь с затаенным удовольствием в голосе. – Уже недели три как нет.

– И где же она? – поразилась я. – Вы отправили ее обратно в имение?

– Нет. – Теперь Лауринь почти улыбался.

– Тогда куда? – Лейтенант не уставал меня поражать. Хватило же соображения убрать девочку подальше от предполагаемой опасности!

– Ну… вам, наверно, стоит сказать… – Лауринь вдруг посмурнел. – Просто на всякий случай… Ивас увез ее к своим родным. Это далеко отсюда, на юге. А что у Иваса родня есть, кроме меня, никто не знает, ручаюсь.

– Вы настолько хорошо его знаете, что доверили ему сестру? – поинтересовалась я иронически.

– Ну, я ведь не вы, госпожа Нарен, – с не меньшей иронией ответил Лауринь. – Отец Ивасу верил, как себе, по-моему, это хорошая рекомендация.

– Ну, дело ваше, – хмыкнула я. – Кстати, а Ивас не был ли в курсе дел вашего отца? Тайных дел, я имею в виду.

– Вряд ли, – качнул головой Лауринь. – Он был его денщиком, и только. Я могу спросить, когда он вернется, конечно, но думаю, про те дела Ивас ничего не знает. Хоть отец ему и доверял, но вряд ли посвящал во все подробности…

– Спросите все же, – велела я. – А лучше я сама спрошу. Но мы отклонились от темы ваших мотивов, Лауринь. Вы перечислили все, что вами движет?

– Вроде бы, – неуверенно сказал он, отчего-то слегка розовея. – Теперь, конечно, больше всего мне хочется узнать, кто же подставил отца… А так… не знаю даже…

Я еще раз взглянула на лейтенанта. Худой, немного нескладный мальчишка… Наивный и упрямый, а это сочетание – хуже не придумаешь. Но если приглядеться получше, становится ясно, что наивности в нем изрядно поубавилось, а вот упрямства меньше не стало. Что до ума, я уже говорила, что Лауринь сообразительнее, чем кажется на первый взгляд, а легкое его косноязычие, похоже, постепенно выправляется. Глядишь, из него еще выйдет толк, если не убьют ненароком…

– Госпожа Нарен, – произнес неожиданно Лауринь. – Я сказал, как сумел. А еще… У нас это не принято, но я готов богом поклясться, что не лгу.

– А вы в какого бога верите, Лауринь? – спросила я.

– Зачем вам, госпожа Нарен?

– Любопытно, – пожала я плечами. – Да и должна же я знать, чьим именем вы намерены клясться. Или это такая тайна?

– Нет, отчего же… – Лауринь посмотрел на меня искоса. – В нашей семье верили в Забытого.

Я невольно присвистнула. Впрочем, теперь кое-что становилось объяснимым.

Культ Забытого вещь довольно странная, его и культом-то назвать нельзя. Имени своего бога его приверженцы не помнят, вернее, версий его имени существует множество, но какое из них истинное, установить не представляется возможным. Даже внятных легенд о нем не сохранилось, потому и именуют этого бога Забытым. Ему не возносят молитв, ему не приносят жертв и не восхваляют его прилюдно, у него ничего нельзя попросить, у него нельзя вымолить прощение за грехи. В него можно только верить. А учение его, с одной стороны, очень просто, с другой же…

– Я правильно помню, что последователи Забытого должны в поступках руководствоваться только своим чувством долга и совестью, у кого они есть, конечно?

– Примерно так, госпожа Нарен. – Лауринь явно не горел желанием распространяться на эту тему, похоже, он сам уже жалел, что сболтнул лишнего.

Что ж… Теперь мне, по крайней мере, более понятны поступки Лауриня и мотивы, их определяющие. Он не сойдет с того пути, который считает правильным, и он никогда не предаст того, кому решил служить… Но все же – насколько же проще живется последователям других религий, с их четко установленными списками прегрешений и возмездий, которые следуют за означенными прегрешениями! С Забытым же – словно идешь по тонкому льду: никогда не знаешь, что правильно, а что нет, и рассчитывать можешь, по большому счету, только на себя. Впрочем, одернула я себя, разве я сама живу не точно так же? Хм… этак и меня в последовательницы Забытого можно записать!

– И что полагается в награду за безгрешную жизнь? – поинтересовалась я.

– Этого никто не знает, – серьезно ответил Лауринь.

– А в наказание за скверные дела?

– Вечность, – сказал Лауринь. – Вечность наедине с собой. Я думаю, это очень долго, госпожа Нарен…

Я только вздохнула. Лейтенант прав – узники в одиночных камерах сходят с ума иногда и за неполный год, что уж говорить о вечности! И, надо думать, сойти с ума грешнику не позволят, а снова и снова вспоминать свои проступки… Известно ведь, что самый жестокий судья человеку – он сам. Но как быть с теми, кто поступал так, как считал нужным и правильным, а в результате, скажем, загубил сотни жизней ради своей цели, кто не признает себя виновным, потому что уверен в своей правоте? Этот вопрос я и задала Лауриню.

– А такие люди никогда не выбирают Забытого, – ответил Лауринь, словно у него заранее был готов ответ на этот вопрос. – Я не очень умею объяснять почему, у отца лучше получалось, госпожа Нарен…

– Я и так поняла, – усмехнулась я.