Да, он бы не один. Но только там была не она - волшебница. Он. Ты представляешь, Семен, мужик. Застала голубков. И для меня сразу все стало на свои места - его холодность, отчужденность, нелюбовь. Он просто не мог любить меня и женщин в целом. Омерзительно. Он стоял передо мной на коленях, умоляя не рассказывать никому. Да, я бы и сама не стала делиться таким позором. Что рассказывать, что мною воспользовались, для прикрытия своих пристрастий? Нет, уж, увольте. Он хватал меня за руки, а меня вдруг скрючило от боли. На нервной почве у меня начались схватки, на две недели раньше положенного срока. Скорая увезла меня из дома, где я никогда не была своей. Семен, закажи мне, пожалуйста, воды - просит она, давая себе передышку, и собираясь с силами.
- Если тебе тяжело, не продолжай - предлагаю я. Но она качает головой.
- Я должна закончить, это моя исповедь. Очень хочется дать, хотя бы, небольшое облегчение своей душе. Мне почему - то кажется, что так оно и будет, когда я закончу. Катерина делает глоток воды, из принесенного ей, кристально - чистого стакана и продолжает.
- В тот же день, я произвела на свет самого красивого на свете мальчика, моего любимого сыночка. Когда мне принесли его на кормление, в первый раз, я боялась дышать, разглядывая пухлые щечки, гладя легкий пушок младенческих волос. Я пересчитывала пальчики, на маленьких ручках и ножках, и умирала от нежности, к этому невообразимо любимому, пищащему комочку, перевернувшему мою жизнь. Он дал мне стимул жить снова. У меня появился смысл продолжать.
Спустя пять дней, я стояла на крыльце роддома, держа в руках кряхтящий, драгоценный сверток. Нас никто не встречал, окружая заботой и счастливым смехом. Мы были никому не нужны, и я вдруг поняла, что и идти то нам некуда. От этой мысли мне стало страшно, не за себя, я уже привыкла, за моего мальчика. Как я могла обречь его на такое существование? Мне хотелось для него только самого лучшего - любящей семьи, дома. А что ему могла дать я? И я приняла , единственно верное, решение.
Она вновь делает судорожный глоток. В зеленых глазах обреченное безумие.
- Отец встретил меня холодно. Смотрел на меня, как на пустое место. Взгляд его был прикован к младенцу в моих руках, его мечте, мальчику. Его наследнику. И я отдала его им, за квартиру и ежемесячное содержание, пообещав, никогда, не приближаться к сыну. Я продала своего ребенка, своего любимого мальчика. Иногда я вижу его издалека. Он большой уже, зовет дедушку и бабушку - мамой и папой, обо мне даже не знает. А я живу в Иудиной квартире, продав свое счастье за тридцать серебряников. Многие считают меня счастливой и успешной. Я не знаю нужды, занимаюсь любимым делом. Нашла себя в рисовании. Ничего особенного - морские пейзажи, натюрморты. И, мои работы, как это ни странно, продаются.
Катерина молчит. Видно, что ее исповедь высосала из нее все соки. Прекрасные глаза плачут, без слез, закончившихся за годы, проведенные ею в панцире своего горя.
- Почему ты не встретишься с сыном, не объяснишь ему все - спрашиваю я? - Я думаю, он не оттолкнет тебя. Поймет.
- И, что я скажу ему? Что продала его, решив свои проблемы. Им хорошо сейчас. Отец помолодел, мама смысл жизни обрела, и главное, мальчик любим, и имеет семью. Я не могу сломать жизни сразу стольких, родных мне людей. У меня нет, чего предложить взамен. Ты знаешь, я, ведь сюда хожу, что бы хоть на миг вернуть, оставленное в детстве счастье. Понимаю, что суррогат, но ничего не могу с собой поделать. Раньше здесь кафе - мороженное было. Отец водил меня сюда, каждый выходной. Я сижу здесь и не здесь, а там, далеко в своем детстве и, не поверишь, ощущаю во рту липкую сладость Советского пломбира, которую невозможно забить местным, горьким кофе. Извини, мне нужно в туалет - она встает и удаляется.- думаю я. - Странная женщина, боится сделать больно людям, уничтожившим ее. Из размышлений меня выводит резкий звук мотоцикла, донесшийся с улицы. Судя по звуку, аппарат очень мощный. Мне становится интересно, под чьим седлом ходит этот норовистый конь. Воображение, тут же, рисует огромного бородатого байкера, с головы до ног, затянутого в кожу. Минуты на часах бегут, как одуревшие. Спустя пятнадцать минут я, начав волноваться, подзываю молодого, шустрого официанта.
-Простите - говорю я ему - моя собеседница уже пятнадцать минут в туалете. Я переживаю, не случилось ли чего.
- Вы, про Екатерину Павловну? Она невероятная, правда - восторженно краснеет мальчишка официант?- Один байк, чего стоит. Она уехала. Да вы не переживайте, счет оплачен. И ваш - тоже. Ой,- спохватывается он - вот, она вам это просила передать- говорит паренек и протягивает мне, вырванный из ее книги лист, с бессмертным сонетом Шекспира, на котором написано - “Спасибо, что освободил меня от моих демонов. Иногда достаточно внимательного слушателя, и простого человеческого участья, что - бы облегчить душу и осознать”
Как тяжко мне, в пути взметая пыль,
Не ожидая дальше ничего,
Отсчитывать уныло, сколько миль
Отъехал я от счастья своего.
Усталый конь, забыв былую прыть