Уложить Иржи поспать оказалось делом более хлопотным, чем ожидалось. Поэтому Валюша прилегла с ним. А мы со стариком уселись поглубже в кресла на веранде и погрузились в дрёму. Мне так о многом хотелось расспросить Джозефа. Темы разговора беспорядочно бродили в моей голове. Но общая расслабленность, усиленная выпитым алкоголем, отложила все мои намерения до лучших времен.
Через некоторое время – кто знает, сколько его прошло – на веранду тихонечко вышла Валя. Над ней всё ещё кружило несколько бабочек. Она подошла к креслу Джозефа и присела перед ним на коленки. Взяла старика за руки и, глядя ему в глаза, сказала в полголоса:
– Дедушка Джо. – Валя вдохнула, собираясь с силами. – Иржи назвал меня мамой. – Она опустила своё лицо на ладони Джозефа.
Старик склонился над ней и поцеловал.
– Я почитала ему сказку и хотела уйти. А он мне говорит: «Мама, почитай ещё». – Валя подняла лицо. В глазах у неё были слёзы. – Я почитала ещё. Он стал засыпать и попросил: «Мама, полежи со мной, пока я не усну».
Старик погладил Валю по голове:
– Ты сама хочешь, чтобы Иржи был твоим сыном?
– Очень! – выпалила Валя и испугалась этого. – Только … я не знаю.
– Всё ты знаешь, милая Валюша. Всё ты знаешь…
Валя выпрямилась, подошла ко мне и села мне на колени. Обняла за шею и, не думая о том, слышал ли я её разговор со стариком, или нет:
– Представляешь, Иржи назвал меня мамой! – Не обращая внимания на скрип плетёного кресла, прижалась ко мне всем телом и уткнулась лицом мне в шею. – Давай его усыновим?
– Давай. – Ничего другого в это мгновение ответить было нельзя. Все вопросы с документами мальчика, с неопределённость его будущего, с нашим статусом … Всё это было настолько не существенно.
Валя поцеловала меня в шею и закрыла глаза.
Через час с небольшим наше сонное царство взорвал Иржи, выбежав на веранду с криками: «Купаться! Идём купаться!». Валя легко поднялась и побежала переодеваться. Вернувшись, выдернула меня из кресла: «Догоняй!».
Летом на берегу реки время проходит незаметно. Вволю наплескавшись, наша троица вернулось к домику. Джозеф всё ещё сидел в своём кресле на веранде и слушал пение соловья, который прятался где-то в кроне ближайшего дерева. Вспомнился отрывок из какого-то старого вальса:
Ещё вчера для нас двоих,
Для нас двоих цвела сирень.
Цвела сирень, журчал ручей.
Журчал ручей, пел соловей.
Пел соловей в том парке, где ручей,
Для нас и для соловушки своей. …
Переодевшись, сходил на кухню и вскоре нам принесли ужин. После ужина мы с Валей пошли на танцы. «Не скучайте» – весело крикнула Валя уходя. А мне стало любопытно, как мальчик со стариком будут «не скучать» эти пару часов. Конечно, Иржи мог бы «пригласить» разнородную живность из леса поблизости. Мог бы незамеченным подкрасться к главной поляне и начать «шутить» над отдыхающими. Или даже устроить налёт на танцпол птичьих стай, чтобы сорвать танцы, чтобы Валя вернулась к нему. Но, когда я поделился своими опасениями с Валюшей, она только посмеялась надо мной: «Не суди об Иржи по себе. Он хороший мальчик!»
На «бал» остались самые стойкие. Или самые избранные. Это, как кому нравится, или с какой стороны посмотреть. Но для нас с Валей эти мелочи были не существенны. На этом празднике жизни нам не надо было «держать марку» и обозначать перед остальными свою важность. Мы просто танцевали с перерывами на шампанское и фрукты. Теперь на столах были пусть и недорогие, но стеклянные бокалы. И керамические тарелки с эмблемой «Строй-гаранта».
В десять часов Валя ушла укладывать Иржи спать. «Я обещала!». Мне же с бокалом шампанского оставалось разглядывать почтенную публику.
– Скучаете в одиночестве, Владимир Иванович? – Дубровин с супругой на правах хозяина обходил владения.
Его жена, женщина слегка за сорок, была на полголовы выше мужа и сохраняла хорошую физическую форму, чем контрастировала с давно округлившимся хозяином «Строй-гаранта». Она не посещала собрания и фуршеты после них, но всегда приезжала на «бал». Нужно было в очередной раз продемонстрировать дорогие украшения и платье от кутюр, попасть в местный глянец и, полагаю, не дать мужу совершить возможную глупость. Обилие молодых девушек и алкоголя разрушили немало репутаций, семей, компаний.
– Разве можно заскучать на этом празднике жизни, Михаил Борисович? – Шагнул им навстречу и поцеловал ручку Дубровиной. – Лилия Петровна, Вы, как всегда, бесподобны!
Она удостоила меня кивком головы. Выросшая в учительской семье и получившая педагогическое образование, Дубровина относилась ко всем не из её теперешнего круга с едва скрываемым пренебрежением.
К нам подбежала дежурящая на базе фельдшер.
– Михалборисыч, там … – она показала в сторону домиков, не в силах восстановить дыхание – … отравилась … скорая не успеет …
Но Дубровин уже семенил по указанному направлению. Его жена, сделав вид, что её это не касается, осталась стоять на месте, скрестив руки на груди, глядя перед собой в пустоту. Я быстрыми шагами отправился вслед за «Михалборисычем».