Слуховая трубка

– Не гора, а Дунсинанский лес[29], – поправила я с сомнением. – Шекспир сказал, что он должен куда-то пойти.

– Лес ли, гора ли – какая разница? – фыркнула Кармелла, наблюдая, как Маджонг аккуратно расставляет у стены маяка бутылки с портвейном. Драгоценную коробку с сардинами он водрузил на стол.

– Здесь холодно, – заявила Кармелла. – Придется оставить тебе мою дубленку.

– Пожалуйста, не надо, мне будет неловко, – ответила я, надеясь, что она все-таки настоит на своем.

– У меня в машине есть прекрасная медвежья полость. Маджонг!

– Да, мадам.

– Принеси из автомобиля медвежью полость. Свою дубленку я оставляю миссис Летерби. Если нынешней ночью она будет спать без надежного утепления, то определенно подхватит воспаление легких.

– Слушаюсь, мадам. – Шофер ушел, сопровождаемый моими не слишком настойчивыми протестами. Мороз пробирал и, казалось, с каждым часом все крепчал.

– Я почти не сомневаюсь, что полюса меняют положение, – продолжала Кармелла. – Неизбежно наступит голод. Завтра утром поеду по магазинам, привезу запасы. Пройдет немного времени, и мы превратимся в стаи дерущихся волков. – Мне почудилось, что ей нравится такая перспектива. – Африканским и индийским слонам, чтобы выжить, придется обволоситься и опять превратиться в мамонтов. Не приспособившиеся к новым условиям тропическая флора и фауна исчезнут. Мне особенно жалко животных. К счастью, у многих есть шерсть, которая быстро отрастает. А у плотоядных будет много пищи – все те люди, которые не предвидят перемен и умрут от холода. Их главные беды от атомной бомбы, которой они так гордились.

– Ты считаешь, что мы вступаем в ледниковый период? – Меня эта перспектива совершенно не радовала.

– А почему бы и нет? Такое случалось и раньше, – резонно заметила Кармелла. – И вообще будет верхом справедливости, если все ужасные правительства замерзнут в своих правительственных дворцах и парламентах. Сидят перед микрофонами и ничего не делают, пусть уж лучше вымерзают. Поделом им – с тысяча девятьсот четырнадцатого занимаются только тем, что губят народы.

Непонятно, почему миллионы и миллионы людей подчиняются тошнотворной кучке господ, именующих себя правительством? Видимо, людей пугает слово. Происходит нечто вроде планетарного гипноза, притом очень вредного.

– Так продолжается века, – заметила я. – Лишь очень немногие выходят из подчинения и устраивают то, что называется революциями. После чего формируют еще больше правительств, которые зачастую оказываются более жестокими и глупыми, чем предыдущие.

– Людей трудно понять, – кивнула Кармелла. – Остается надеяться, что они все вымерзнут. Не сомневаюсь, жить станет лучше и приятнее, если некому будет подчиняться. Придется думать за себя, а не руководствоваться тем, что говорит реклама, кино, полицейские и парламенты.

Пока мы говорили, Маджонг успел принести полость. Кармелла отдала мне дубленку, завернулась в мех и оперлась на руку шофера-китайца.

– Вернусь завтра к полудню, – бросила она через плечо. – Скажи, чтобы простерилизовали двойное бунгало. После убийства в нем нездоровые вибрации.

Кармелла растворилась в ночи, а я, закутавшись в дубленку, пошла приглашать дам на пир с сардинами и портвейном.

Двери бунгало и Наташиного иглу стояли открытыми, ветер гулял по пустым комнатам. Наташа и миссис ван Тохт уехали. Куда они подевались, мы так никогда и не узнали, правда, никто из нас особенно и не старался выяснить.

На рассвете я поднялась и выглянула на улицу. По-прежнему падал снег. Я удивилась, увидев, что в такой ранний час несколько дам шли по направлению к главному зданию. Может, поскольку Наташи и миссис ван Тохт больше среди нас не было, решили позавтракать в столовой? Но трудно было поверить, что их мучает голод – накануне мы хорошо попировали: запивая портвейном, съели по несколько банок сардин каждая. Не ужин – банкет. Или после стольких дней поста у них пробудился необыкновенный аппетит? Я не спеша оделась, размышляя над загадками, на которые пока не нашла ответа.

Смотрю без звука, как ты кружишься вокруг,Застыв, наблюдаю…

О ком это? Если первая загадка о Земле, может быть, вторая о Солнце? Не исключено. Ведь Солнце ходит по небу. Но следующие строки гласят:

Кренишься больше, чем нужно,И шапки в пояс превращаются дружно.

Пояс – это явно экватор, на месте которого образуются новые полюса. Если в загадке есть смысл, а не просто намерение затуманить голову отгадывающего, тогда неподвижный наблюдатель, который кажется двигающимся, не может быть Солнцем. От того, что полюса поменяются местами с экватором, нам не станет казаться, что Солнце движется по небу. Для нас оно и без того движется.

Ты кружишься без ног, но кажешься хромоногой.Я замерла на месте, но кажусь в движении.Как меня зовут? Подумай немного.