Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни

Практика на молочной ферме была легче, но никак не чище. По крайней мере, там стоял знакомый, почти родной запах. На ферме имелся роторный доильный зал, довольно передовой для своего времени, с гигантской вращающейся круглой платформой и доильными загонами для коров, расположенными по кругу, как спицы колеса. Время вращения было рассчитано таким образом, что после попадания на платформу корову можно было выдоить за один полный оборот, и она сходила с платформы в том же месте. Четыре доильных стакана были соединены с регулируемым пульсатором, молоко сливалось по вакуумной трубке, но самым важным в этом деле был расчет времени. Честно говоря, я никогда не мог точно рассчитать время, я довольно медлителен, и из-за этого некоторые коровы за полный оборот платформы оставались не до конца выдоенными. В какой-то момент я отчаянно боролся с двумя наборами доильных стаканов, пытаясь одновременно установить их на двух коров, пока они невозмутимо гадили на меня сверху. По сути, так и обходился со мной фермер, пока я не приспособился и не начал работать более скоординированно.

К концу лета я уже мечтал поскорее вернуться обратно в колледж. Я перебрался в Стиллорган в Южном Дублине, поближе к ветеринарной школе, сняв комнату у пожилой дамы. У нее был еще один жилец, школьная учительница, которая постоянно включала громкую музыку в своей комнате, а в соседней квартире какой-то парень круглосуточно играл на барабанах. Шум стоял оглушительный. Все это, мягко говоря, не очень-то способствовало учебе. К моему разочарованию, в программе по-прежнему не было серьезных занятий с животными. Единственной практикой было посещение ферм, но это не было для меня внове, поскольку все мое детство было одним затянувшимся посещением фермы. Мы снова бесконечно изучали вирусологию, бактериологию, гистологию, патологию и анатомию. По стенам моей комнаты, включая пространство над кроватью, были развешаны таблицы с названиями семейств бактерий, вирусов и паразитов, но запомнить все это я все равно был не в состоянии. Я вставлял в уши беруши, чтобы хоть чуть-чуть приглушить соседскую какофонию, и пытался запомнить бесчисленное множество подвидов и различные части клеток печени и почек. Единственной вещью, не имеющей отношения к учебе, был постер с изображением Рокки Бальбоа. Саундтрек из любимого фильма звучал в моих ушах, подбадривая и вдохновляя на бесконечные занятия по вечерам. Но даже Рокки не смог спасти меня от провала на экзамене по гистопатологии, потому что я не смог назвать все части клеток. Моя память на названия никак не улучшалась.

Ездить на занятия из Стиллоргана было не так утомительно. Я с удовольствием катался на велосипеде, слушая в наушниках любимую музыку: Simple Minds, Fleetwood Mac, U2, AC/DC и Billy Idol, записанную на мой плеер. Вообще-то это была не лучшая идея, потому что как-то вечером, когда в ушах гремела музыка, я врезался в бампер ехавшей впереди машины. Шел дождь, и под глубоким капюшоном пуховика было почти ничего не видно. Меня подбросило на крышу автомобиля, и я вывихнул правое плечо, потому что рука застряла в рейлингах для крепления багажника. Впрочем, это пошло мне на пользу — на экзаменах мне предоставили писца. Это были самые легкие экзамены в моей жизни. Мне нужно было лишь сидеть и думать, пока кто-то все записывал за меня: настоящий подарок судьбы, потому что почерк мой был — и остается — просто ужасным. Как большинство людей, я пишу медленнее, чем думаю, и когда мне нужно было просто думать и говорить вслух, мои ответы оказывались значительно более точными. На сей раз я успешно прошел испытание.

Два первых курса ветеринарной школы были для меня очень сложными. Оглядываясь назад, я думаю, что мне, наверное, нужно было быть затворником, чтобы добиться успеха. Но все же основную роль сыграло мое воспитание. Я вышел из католической школы, жил в семье, где родители являли собой образец трезвости. Естественно, пьянство меня не привлекало, как и наркотики, впрочем, в те времена, когда я учился в университете, эта проблема не стояла так остро. Единственное, из-за чего у меня были неприятности с полицией, — это отсутствие фонарика на велосипеде: мой генератор сломался, и он не горел. Не было ни ноутбуков, ни мобильных телефонов, ни Интернета: меня не отвлекала бомбардировка социальных сетей и поступающая со всех сторон информация. Мое поколение училось пить позже, так что воздержание от алкоголя в начале студенческой жизни сослужило нам хорошую службу. Церковь не поощряла и другие отвлекающие вещи — мысли о девушках. Отсутствие романтических отношений и переживаний из-за разбитого сердца тоже шло на пользу учебе. Все это будет доставлять наслаждение и страдания несколько позже. У нас был суровый профессор физиологии, который, когда студент плохо отвечал, всегда вопрошал, с чем связаны такие пробелы в его знаниях — с увлечением вином, женщинами или музыкой? В моем случае — ни с чем подобным.