Слушатель

— Хочешь сама рассказать ему, милая? — спросила Джейн.

Девочка, возможно, и шептала за пределами комнаты, но сейчас она перестала стесняться незнакомца. Она посмотрела прямо на него и заговорила твердым голосом:

— До того, как я родилась, маму очень сильно тянуло к ванильным печеньям. И… ей нравилось макать их в соус со жгучим перцем.

— Вот почему она так чертовски много значит для меня, — подхватил Джек-младший. — Слишком много… — он замолчал, потому что его сестра дала ему подзатыльник, и он с ненавистью взглянул на нее.

— Эй! — резко крикнул Ладенмер. — Прекрати сейчас же! — он улыбнулся Партлоу и пожал плечами. — У них были слишком долгие каникулы и слишком мало занятий. Но они вернутся в школу в понедельник, так что через четыре дня здесь все немного изменится.

Готов поспорить, — подумал Партлоу, и когда снова посмотрел на детей, то увидел их с зашитыми глазами и зелеными языками, свисающими изо ртов. Внезапно ему в голову пришла потрясающая мысль, и это в своей простоте и обворожительности она почти лишила его дыхания. Ему показалось, что он слышит, как поворачивается Колесо Фортуны, но, может быть, это был просто цикличный звук вентилятора. Партлоу спросил:

— Они ходят в одну школу?

— Да. В школу Харрингтона.

Партлоу кивнул. Еще один взгляд на детей — и их лица стали гниющим мясом, покрытым ползающими мухами.

— Как далеко отсюда эта школа?

Ладенмер не спешил с ответом.

— Около трех миль, плюс-минус, — магнат понял, к чему клонит «детектив из Шривпорта». Он сделал глоток холодного чая и рявкнул: — Прекрати! — когда Джек-младший молниеносно выбросил руку и толкнул сестру.

Вошел темнокожий дворецкий и объявил, что ужин подан. Партлоу наблюдал, как дети бегут и подпрыгивают от бьющей через край энергии детства по дороге в столовую.

«Вернись с добычей», — напутствовала Джинджер во время разговора с Партлоу.

И он подумал: Сделано

.

13

— Меня зовут Дуэйн. А тебя?

— Кертис.

— Ты — мой ангел или мой демон?

— Я просто мальчик. И все.

— Мальчик? Белый мальчик или ниггер?

— Я темнокожий.

— Вот это да! Я говорю со своим ангелом-ниггером. А сколько тебе лет?

— Одиннадцать.

— А мне шестьсот шестьдесят шесть. Они не приносят мне мои письма. Я получаю письма, но они их сжигают. Я видел, как они это делают. Пахло дымом, и я знаю, что это было реально. Эй, мне надо выбраться отсюда! Ты слушаешь?

— Да. А где ты?

— Сейчас я в аду. Они сжигают мои письма на кукурузном поле.

— Я в Новом Орлеане. Ты в Луизиане?

— Ты кажешься очень слабым, я теперь с трудом слышу тебя.

— Я спросил: ты находишься в Луизиане?

— Я прямо тут — в том месте, куда они меня притащили. Стаффорд жует табак, а я нет, меня от этого тошнит. Слушай… Кертис… ты можешь вытащить меня отсюда? Я хочу вернуться домой, а они не дают мне вернуться домой.

— Где ты?

— Ну, я же тут! Прямо тут. Я больше не буду принимать их чертовы таблетки. Майра думает, что она была таа-ааа-аакой чертовски милой! Но не существует ничего такого, чего не может исправить нож. Я должен выйти отсюда и вернуться домой, иначе кто-нибудь украдет мою собаку.

Девять лет спустя после этой ментальной беседы Кертис лежал в постели в своей комнате с зажженной лампой на прикроватном столике, освещавшей его экземпляр «Le Morte D’Arthur», который он постоянно держал под рукой, когда воспоминания о том мысленном диалоге вдруг нахлынули на него. Он слушал шум дождя, стучавшего по его окну. Вдалеке, где-то над рекой, глухо прогрохотал гром. Дождь то прекращался, то снова начинался — и так, начиная с воскресенья, с полудня. Сейчас была уже ночь вторника — примерно десять тридцать — а гром и молнии все так же продолжали наступать с запада. Грозы прогнали неумолимую жару, но оставили после себя духоту, а она была немногим лучше.

Дуэйн ответил на его приветствие, которое он отправил по приказу Леди там, на площади Конго.