Слушатель

«Рут» сказала оператору, что начальник находится на заседании городского совета, но предложила ему поговорить с капитаном Арленом. Как понял Партлоу, сосунок неплохо справился, но в то же время Джинджер — как и в первый раз — находилась рядом с ним, готовая в любой момент пнуть его по яйцам, если он скажет что-то, что ей не понравится. Донни, под видом капитана Арлена, пытался отговорить Ладенмера от оплаты им гостиничного номера, но, в конце концов, сказал, что после завтрака он обсудит этот вопрос с шефом Баззером. После чего на стойке администратора «Короля Луи» было оставлено сообщение от Джинджер, с просьбой связаться с домом, и уже вскоре после полудня Партлоу позвонил Ладенмеру в его офис, чтобы поблагодарить и сказать, что начальник дал добро на другую гостиницу. Вот так была сыграна небольшая игра. Но эта визитка с написанным на ней поддельным номером телефона оставалась весьма опасной. Им нужно было провернуть все это дельце до того, как Ладенмер решит снова набрать этот номер, и какой-нибудь другой постоялец «Клементины», ответив на его звонок, скажет, что магнат, должно быть, либо пьян, либо сошел с ума.

«Смысл в том», — сказала Джинджер, — «чтобы заставить Ладенмера поверить, что ты единственный полицейский, который ему сейчас необходим. И, кстати, у меня есть имя, которое ты можешь ему подбросить. Итальянцы —

известные гангстеры. Это напугает его. Ну, а историю о нем ты сочинишь сам».

«Чье это имя?»

«Некоего старого, уже мертвого художника, жившего около трехсот лет назад», — сообщила ему Джинджер. — «Нашла его в библиотеке в книге по искусству. Так что распиши его хорошенько, милый. Он не станет возражать».

— Это лето такое жаркое! — воскликнула Джейн Ладенмер, сопровождая Партлоу через фойе особняка с высоким потолком. Все было отделано выбеленным деревом, на полу красовался сине-золотой восточный ковер, а широкая лестница, устланная синей ковровой дорожкой, уводила на второй этаж. Изящные старинные часы ходили тихо, отмеряя время. Воздух внутри дома пах сассафрасом и немного мятным чаем, который ждал гостя.

Партлоу был поражен… хотя «ошеломлен» было бы более подходящим словом. Его нога никогда не ступала в подобный дом раньше, и теперь он абсолютно уверился, что Ладенмер был мошенником… должен был быть, раз мог позволить себе такую жизнь.

— Я думаю, что в Шривпорте так же, — продолжила Джейн, приостановившись перед открытыми двойными дверями, ведущими в соседнюю комнату.

— Джон, я сказал ей, что ты из Шривпорта, — пояснил Ладенмер, как-то уж слишком быстро, — но я не стал утомлять ее деловыми деталями.

— Мой муж думает, что мой ум не способен разобраться в деловых тонкостях. Я хотела бы посмотреть, как он сможет вести хозяйство в нашем доме и присматривать за детьми в течение хотя бы нескольких дней. Мэвис, ты бы взяла шляпу у нашего гостя? — темнокожая служанка вышла из коридора за лестницей. — Джон, вы хотите снять пиджак или галстук, чтобы чувствовать себя комфортнее? У нас здесь неформальная обстановка.

Партлоу отдал свою шляпу горничной.

— Пожалуй, я останусь в пиджаке и галстуке, спасибо, — по какой-то причине он чувствовал себя более комфортно, оставаясь одетым в свой детективный костюм. — Неформально, — добавил он с заговорщицкой улыбкой, — но только на мой лад.

— Как вам угодно. Проходите сюда, в гостиной у нас всегда чуть прохладнее.

Скорее всего, причиной тому был большой электрический вентилятор с деревянными лопастями, медленно, но неустанно вращающийся на бледно-голубом потолке. Стены были окрашены в белый цвет и заставлены плотно набитыми книжными шкафами. Над белой каминной полкой висело огромное зеркало в позолоченной раме, которое — как заметил Партлоу — заставляло как самого Ладенмера, так и его жену, (да, вероятно, и всех, кто смотрелся в него), выглядеть моложе и элегантнее, чем они были на самом деле. Даже его собственное отражение в этом зеркале навело Партлоу на мысль, будто у него в собственности имелась благородная древесина, которую точили термиты. Мебель в гостиной была изысканной до безобразия — такую Партлоу видел лишь однажды в фильме, где богачи пригласили простого человека в особняк для своеобразного поворота сюжета.