Служанка двух господ

— Все в порядке, в понедельник обратно в больницу приду.

— Не спеши, — посоветовала я.

— Нет, — покачал головой Максим, — раньше вернусь — раньше отпустят. И у нас большая радость, — глаза Максима сияли от счастья.

Большая радость заключалась в том, что забулдыга-мать уже две недели как сгинула в неизвестном направлении. Может, ушла в запой с очередным любовником, может, вовсе померла, но дома не появлялась. Бабушка отнесла заявление в милицию. И каждый вечер молилась, чтобы милосердный Господь забрал ее непутевую дочку к себе. И пусть она сверху смотрит, как растут ее дети. В меру своих сил бабушка привела в порядок дом. Катька перестала просыпаться по ночам от пьяных криков. А когда принесли пенсию, доченька не потребовала денег на бутылку. И, если бы не конфликт Максима с директором детского дома, жизнь маленькой семьи можно было бы назвать счастливой. По крайней мере, такой мне показалась улыбка Максима, когда он уснул на диване в гостиной. Пусть ему приснятся хорошие сны.

Глава 14

В семь утра зазвонил телефон. Звонок в такое время мог означать или болезнь, или автомобильную аварию, или несчастный случай с кем-нибудь из родных. Пока я с ужасом хватала трубку и пыталась справиться с дыханием, Анна Кузьминична на другом конце провода требовала, чтобы я вышла на работу утром. Больничные правила позволяли ей сделать такую перестановку. Я могла, конечно, отказаться и даже уволиться могла, не отходя от телефона, но какое-то неясное чувство, не хочу говорить о долге, помешало мне так поступить. Пусть я прекратила работать на Леху, но сказать «нет» собственному любопытству было труднее. А оно — любопытство — шептало, что в больнице меня еще ждут кое-какие открытия. Поэтому я не стала спорить, а оделась, обулась, зубы почистила и толкнула Максима в бок:

— Макс, мне нужно на работу, остаешься один.

Максим что-то буркнул недовольно и перевернулся на другой бок. Счастливец! Я долго не могла уснуть этой ночью, глаза, отказывались закрываться, словно кто-то песку в них насыпал. Задремать удалось только на рассвете, а тут — непредвиденное дежурство. И я не обращала внимания ни на прелести весеннего утра, ни на пассажиров, с которыми ехала в трамвае, скрючилась на сиденье и обхватила руками голову, боясь, что она развалится на части. Мои чувства к Анне Кузьминичне в эти минуты были весьма далеки от христианских. Но в больнице на мою душу упали первые капли бальзама: вчера вечером сбежал еще один мальчик. Снова обвинить меня Анне Кузьминичне не удалось, и она уже выслушала выговор заведующей. Об этом мне в раздевалке рассказала Оксана и предупредила, что во время тихого часа состоится общее собрание. Руководство больницы решило напомнить нам о наших обязанностях.

— А милиционер будет? — спросила я.

— Зачем? — удивилась Оксана.

— Ну, в прошлый же раз был, — напомнила я.

Оксана рассмеялась:

— Да мы никогда сразу в милицию не сообщаем. Сначала сами домой ходим, с родственниками разговариваем. Обычно дети через пару дней возвращаются. А в прошлый раз Анна Кузьминична из-за тебя в милицию позвонила. Чем-то ты ее здорово достала.

Я снова посочувствовала здешним детям. Если Анна Кузьминична не постеснялась вызвать милицию, чтобы отомстить взрослой тете за то, что та требовала обращения по имени-отчеству, то с детьми она, похоже, совсем не церемонится. Вообще, знакомство с Анной Кузьминичной позволило мне по-новому взглянуть на свое собственное детство. Лет пять назад, во время очередной ссоры с мамой, когда речь зашла о дочерней неблагодарности, мама напомнила, как она спасала меня от шизофрении. Я всегда отличалась богатым воображением и в пять лет не могла разделить фантазию и реальность. Я любила играть с медведями. У меня их было четыре: белый, черный, коричневый и рыжий. Я водила их на прогулку, кормила, укладывала спать и рассказывала сказки. Медведи жили в моем воображении. А девочка, разговаривающая вслух с несуществующими медведями, выглядела в глазах воспитателей детского сада несколько странно. Мама кинулась за помощью к своей старшей сестре. Та жила в Москве, работала фельдшером в заводском медпункте и посоветовалась с невропатологом из этого же медпункта. Вообще-то мне повезло: невропатолог велел не поднимать паники — медведей нужно подарить. Повздыхав, я раздала любимым родственникам своих друзей, и мы с мамой благополучно вернулись домой. Честно говоря, я не помнила ни медведей, ни то, как я их дарила, но мамины требования благодарности меня разозлили.

— Неужели ты думаешь, — всхлипывала я, — что я перестала после этого играть с несуществующими вещами?

— Но ты стала вести себя нормально, как все, — отрезала мама.