Служанка двух господ

Действительно, я частенько вела себя не «как все», чем доставляла маме немало хлопот. Конечно, она мечтала о невозможном — талантливом ребенке, ведущем себя как положено. Но если бы она позволила мне быть собой в мире взрослых, большинство из которых ничем не отличались от Анны Кузьминичны, то с действием аминазина я познакомилась бы на много лет раньше. И не в качестве наблюдателя. Так что, дорогие взрослые дети, обвиняющие родителей, остановитесь — и представьте, что они тогда не сделали бы того, в чем вы их сегодня обвиняете. Во всяком случае, я вычеркнула медведей из списка своих претензий к родителям. Думается, лет через двадцать я вычеркну все, что там пока остается.

Анна Кузьминична продолжала вести себя в своей обычной манере: распекала всех за все. Но меня почему-то не трогала. Даже скучно стало. Чтобы хоть чуть-чуть развеселиться, я устроила соревнование: чей мыльный пузырь дольше продержится в воздухе. В ход пошли моя чайная чашка, шариковые ручки, туалетное мыло из тумбочек. Минут сорок из игровой неслись крики: «Не дуй на мой пузырь», «Не толкайся», «Смотри, какой большой у меня получился»… Выиграл, к моему удивлению, Вовка. Он набрал полную трубочку мыльной пены, отошел в уголок, выдул пузырь и тихо стоял, пока другие мальчишки толкали друг друга локтями. А когда все пузыри лопнули и я приготовилась крикнуть «отбой!», он осторожно дунул, и последний пузырь гордо пролетел через всю комнату — от окна до двери. Чистая победа. Я поздравила Вовку, подарила ему шариковую ручку. Володя не ожидал такого успеха и щедро делился секретом победы. К сожалению, моя головная боль не прошла, и я с трудом сохраняла улыбку. Увы, в больнице, как и во всем остальном мире, чем больше кто-то нуждался в помощи, тем меньше ее получал. И привилегию быть великодушной я оставила себе. Но, уложив пацанов спать, я поняла, что не в силах доработать смену. Нужно было срочно что-то придумать. На помощь мне пришло общее собрание. Как только работающие в смене расселись в кабинете заведующей и в воздухе повис извечный русский вопрос «кто виноват?», я подняла руку и попросила слова.

— Вы знаете что-то о вчерашнем побеге? — удивилась Елена Ивановна.

— Я предлагаю обмен: от меня гарантия, что вчерашний побег не повторится, от вас — разрешение уйти со смены, а то сегодняшнее изменение графика спутало все мои планы.

Наверное, Елене Ивановне было трудно переварить такое предложение, и она молчала. Первым опомнился Виктор:

— Вы обещаете, что дети больше не будут убегать из больницы?

— Нет, только то — что они не будут убегать таким способом. И решайте скорее, — я взглянула на часы.

— А просто так, из солидарности с коллективом вы нам ничего не расскажете? — закинула удочку Елена Ивановна.

— Из чувства солидарности? — Я сделала вид, что раздумываю. — Ничего не скажу. Кроме чувства солидарности с коллективом, у меня есть чувство солидарности с собой, и оно сильнее.

— Пожалуй, мне придется принять ваши условия, — сдалась заведующая.

Я кивнула, открыла дверь, ведущую в приемную, сунула руку за батарею и достала оттуда ключ.

— Я же говорила — это она дала ключ детям! — не выдержала Анна Кузьминична. Во время нашего диалога она хранила возмущенное молчание, а теперь дала волю негодованию.

— Вы ошибаетесь, — ответила я и положила ключ на стол, — это ключ дежурного по котельной. Он регулярно напивается на работе. Вот и потерял. Дети нашли, спрятали и периодически пользовались.

— Вы знали об этом и молчали! — крик Анны Кузьминичны взвился вверх, ударился о потолок и упал на пол, как раз между нами.

— Но если бы я сказала об этом раньше, у меня не было бы причины, чтобы уйти сегодня домой, — вполне резонно возразила я. И вышла из кабинета, не дожидаясь, пока Анна Кузьминична найдет, что мне возразить. Честно говоря, я думала, что на этом собрание и закончится. Но когда я покидала больницу, из-за дверей кабинета по-прежнему доносился разноголосый шум. Ну что ж, самый подходящий момент удрать через окно туалета. По агентурным данным, кое-кому удалось расшатать скобки, на которых держится замок.

Я вышла на крыльцо и увидела Виктора. Он тоже покинул собрание и курил на свежем воздухе. Я не удержалась от колкости:

— Когда дети одолевают меня просьбами о курении, я всегда отсылаю их к вам. Мол, я не курю, а психолог курит — обращайтесь к нему.

— До сих пор ни один не воспользовался вашим советом.

— Радуйтесь, что есть время придумать ответ или бросить курить.

— Я подумаю, что выбрать. А пока, — Виктор отбросил окурок в сторону, — Елена Ивановна просила вас зайти к Паше домой и поговорить с ним. Если он вернется в больницу до понедельника, в милицию не сообщат.

— Как трогательно. Сейчас растаю от умиления и потащу Пашку обратно.

— Это просьба Елены Ивановны.

— А вы сами что думаете?

— Я думаю, что имеет смысл лечить только тех, кто приходит добровольно.

— Но миритесь с существующим положением вещей.

Виктор пожал плечами:

— Нельзя одновременно спасать человечество и помогать человеку. Я прихожу к тому, кто об этом просит.

— Особенно если у него в руках двадцать долларов.