«Отец девушки подошел ко мне после того, как она была подготовлена к погребению, и спросил, чем он может отблагодарить меня за заботу о его дочери. Впервые кто-то предлагал мне награду за мой труд, и я даже несколько растерялся. В конце концов я попросил его сделать изваяние Нефертити, жены фараона, и подарить его ей в память о Хесентатон. Как я слышал, Эхнатон остался доволен бюстом, надеюсь, эта работа смягчила и отцовское горе.
После этого случая я не мог больше спокойно наблюдать за умирающими. Их муки угнетали меня, разрушали мне душу. Я менялся, но не в один миг, а в течение нескольких лет. Я стал пытаться целить тех, кого высылали из Дома Жизни, и время от времени кто-то из моих пациентов выздоравливал. Не будь я чужеземцем и рабом, кто знает, возможно, мне разрешили бы изучать тексты самого Имхотепа. Как бы там ни было, меня к ним не допускали, но я не особенно горевал. Я шел и шел наугад, как несмышленый ребенок, впервые покинувший пределы отчего дома, и, будь у меня чуть больше свободы, наверное, повернул бы назад.
Не суди меня слишком строго, любовь моя. Я ведь тебе много раз говорил, что стал, чем стал, лишь пройдя через многие испытания. И хотя теперь я сожалею о многих своих поступках, это уже сожаление цивилизованного человека, а не раба. Египет — наковальня, где ты либо обретаешь закалку, либо разлетаешься на куски.
С нетерпением жду твоего очередного письма. Странная вещь: я рад, что ты занимаешься делом, к какому давно стремилась, и одновременно хочу, чтобы ты была рядом, хотя это и неразумно. Твоя смелость и целеустремленность наполняют меня гордостью за тебя, и в то же время я жажду защитить тебя, укрыть от всех невзгод и опасностей этой жизни. Сколько в этом тщеты и противоречий!
Если бы я не любил тебя столь глубоко, все могло сложиться иначе: у каждого из нас появились бы лучшие перспективы. Однако без этой любви, я впал бы в отчаяние, еще более горькое, чем то, что мне довелось пережить в Вавилоне.
Ты для меня свет, рассеивающий мрак, ты пламя моей души.
Ноябрь 1825 — октябрь 1826 года
Письмо профессора Бондиле, отправленное из Фив в Каир Ямуту Омату.