В коридоре длинный хвост носилок…Все глаза слились в тревожно-скорбныйвзгляд, —Там, за белой дверью, красный ад:Нож визжит по кости, как напилок, —Острый, жалкий и звериный крикВ сердце вдруг вонзается, как штык…За окном играет майский день.Хорошо б пожить на белом свете!Дома – поле, мать, жена и дети, —Все темней на бледных лицах тень.А там, за дверью, костлявый хирург,Забрызганный кровью, словно пятнистойвуалью,Засучив рукава,Взрезает острою стальюЗловонное мясо…Осколки костейДико и странно наружу торчат,Словно кричатОт боли.У сестры дрожит подбородок,Чад хлороформа – как сладкая водка;На столе неподвижно желтеетНесчастное тело.Пскович-санитар отвернулся,Голую ногу зажав неумело,И смотрит, как пьяный, на шкап…На полу безобразно алеетСвежим отрезом бедро.Полное крови и гноя ведро…За стеклами даль зеленеет,Чета голубейВоркует и ходит бочком вдоль карниза.Варшавское небо – прозрачная риза —Все голубей…Усталый хирургПодходит к окну, жадно дымит папироской,Вспоминает родной ПетербургИ хмуро трясет на лоб набежавшейпрической:Каторжный труд!Как дрова, их сегодня несут,Несут и несут без конца…
Между 1914 и 1917
На поправке
Одолела слабость алая,Ни подняться, ни вздохнуть:Девятнадцатого маяНа разведке ранен в грудь.Целый день сижу на лавкеУ отцовского крыльца.Утки плещутся в канавке,За плетнем кричит овца.Все не верится, что дома…Каждый камень – словно друг.Ключ бежит тропой знакомойЗа овраг в зеленый луг.Эй, Дуняша, королева,Глянь-ка, воду не пролей!Бедра вправо, ведра влево,Пятки сахара белей.Подсобить? Пустое дело!..Не удержишь, поплыла,Поплыла, как лебедь белый,Вдоль широкого села.Тишина. Поля глухие,За оврагом скрип колес…Эх, земля моя Россия,Да хранит тебя Христос!