Смелая

Там у людей была сильная реакция на меня. Они меняли маршрут, чтобы сказать мне, что я странная и отвратительная. Я помню встречу с матерью в универмаге Фред Мейер – ей, должно быть, было около тридцати, взрослая женщина, которая оттолкнула от меня свою маленькую девочку, когда я улыбнулась ей, назвав меня мерзкой уродиной. Ее дочь расплакалась. Я решила пойти посмотреть, что такого страшного она увидела. Я была уродлива? Я пошла в туалет и уставилась в зеркало. Глаза были на месте, нос – тоже. Я не понимала, в чем дело. У меня была короткая стрижка, но что в этом плохого?

Однажды, когда мне было около одиннадцати, я шла по улице в Санта-Кларе, пригороде на окраине Юджина, и услышала какую-то ужасную рок-музыку и громкий выхлоп автомобиля. Я знала, что это плохое сочетание, и я оказалась права. «Уродина!» – заорал парень в машине. Я проигнорировала его и продолжала идти. В ту же секунду я поняла, что меня ударили в голову и обили коричневой жидкостью. Мокрая с головы до пальцев ног. Машина ускорилась. Когда я вытерла глаза, я увидела гигантскую пластиковую бутылку «Пепси» со срезанным горлышком. Потом почувствовала вонь. Водитель сплевывал в эту бутылку. Походило на фильм «Кэрри», где ее облили кровью, за исключением того, что я плавала в смеси никотина и слюны со старой газировкой. Я не плакала, я просто вздохнула и пошла домой, чтобы помыться. Запах никотина преследовал меня всю неделю. Каждый раз, когда дул ветер, я чувствовала запах ненависти.

Мой отец все еще жил в Колорадо в то время, и мои родители решили, что я должна вернуться в Эвергрин и жить с ним снова. Мы, дети, скакали туда-сюда довольно часто, так как официального соглашения об опеке не было. Эдакая странная дихотомия. Я уехала из Орегона, где была обречена жить отвратительным, и уродливым, и причудливым существом, в Эвергрин, где внезапно стала популярной и считалась красавицей. Странное развитие. Я снова посмотрела в зеркало и смотрела на те же глаза, нос и рот, и удивлялась, почему раньше, когда я был в другом штате, в меня швыряли предметы, а здесь мне поклонялись и умасливали мгновенной популярностью. Я хорошенько задумалась и пришла к выводу, реакция другого человека была для меня бесполезной. В конечном счете, мне удалось откинуть то, что думали обо мне окружающие люди. Позже, когда пришла слава, это решение, вероятно, спасло мой рассудок.

Тем временем мне еще раз вынесли мозг в первую ночь у отца, когда я сказала ему, что происходило с Лоуренсом. Он просто сказал мне: «Ну, ты совершила ошибку, ты должна была прислать мне письмо из школы». Эта идея никогда не приходила мне в голову. Разговор сам собой прекратился, и я как будто сделалась виноватой.

Две стороны моего отца стали более выраженными. Его светлая сторона – еще волшебнее. Он делал все весело просто потому, что он так реагировал на мир. Отец смеялся, как обезумевшая гиена и как раз тогда, когда вы думали, что он остановится, он продолжал, и все вокруг начинали смеяться. Я все еще слышу его сегодня. Но на тот момент темная сторона начала появляться чаще. Он становился все злее и злее, что маленькие девочки в семье росли и переставали превозносить его. Включая его жену. Он впадал в ярость и становился все более жестоким. В конце концов, мне пришлось вернуться к матери в Орегон.

Несколько лет спустя я ходила в старшую школу Медисон, самую нелюбимую школу в моем хаотичном обучении. В восьмом классе я пошла на свою первую и единственную школьную дискотеку. Она проходила в приземистом коричневом здании с плохим освещением и дешевыми украшениями. Я ходила по углам комнаты в сторонке от толпы, когда услышала скрипучий голос: «Ээээээй! Покайфуем?»

Его звали Джек Фуфрон-младший. Я видела его на уроке сексуального воспитания, где нам недавно рассказывали о фаллопиевых трубах. Он носил кудрявый смазанный маслом ирокез, который странно завораживал, и те самые пушистые усы растлителя, которые любит отращивать молодое быдло. Было ясно, что моего подросткового наркоторговца оставляли на второй год несколько раз.

Фуфрон-младший оторвал кусочек бумаги и сказал мне положить под язык. Я понятия не имела, что такое кислота, но я приготовилась к приключениям. Он вручил мне крошечный уголок крошечного бумажного квадратика. Я посмотрела на него и приняла остатки квадрата. Вскоре музыка начала пульсировать от стен комнаты, и мои уши слышали каждый шорох. Я бросила танцы, чтобы побродить. Деревья начали дышать. Мой мягкий молодой ум горел в огне.

После того как танцы закончились, моя подруга Линда отвела меня домой и оставила меня на лужайке перед домом, где я лежала, с иголками в волосах в приходе, смотря на деревья. Моя мама вышла, затащила меня внутрь и уложила на диван. Взбешенная, она начала допрос. «Так что же это такое? Ты под кайфом?» Я даже не знала, что это значит. «Ты пьяная? Ты под кайфом?» Она продолжала забрасывать меня вопросами, и я была так раздражена, потому что я просто хотела чувствовать то, что я чувствовала, и видеть то, что я видела, без этого грубого вмешательства.