Смена

Короче, вся моя семья была для Вадика источником огромной, безусловной (ох, безусловной ли?) любви. А я нет. Поездку в «Чайку» я воспринимала как своего рода передышку. И пообещала себе, что за время в лагере обязательно все обдумаю и найду в себе силы – либо на компромисс, либо на финальную точку. Кто ж его знал, что получается с точностью до наоборот. Любовь, дети и думы о Люське так поглотили меня, что про Вадика я почти не вспоминала, бессовестно игнорируя его сообщения по несколько дней подряд. Тот факт, что ситуация запущена дальше некуда, был осознан мною, когда я увидела двадцать семь пропущенных, настырно требовавших объяснений. А в вотсапе (Вадик отчего-то упорно пользовался им, а не телеграмом) – втрое больше негодующих сообщений, срок ответа на которые давно вышел.

«Привет! Как там море? Купаешься?»

«Вета, привет! Как дела? Что делаешь?»

«Вета?»

«Вет, с тобой все в порядке?»

«Вета, почему ты не отвечаешь целыми днями? Так нельзя, я ведь переживаю!!»

«Вет, ты охренела что ли?»

«Вета, блин, почему я должен звонить твоим родителям, чтобы узнать, все ли с тобой в порядке????!!!!»

Я листала сообщения, в каждом из которых становилось все больше знаков пунктуации и все меньше любви, и думала о том, какая же головная боль мне вскоре предстоит.

И правда, эта боль действительно ждала меня в самом конце.

Там под щетиной восклицательных Вадик сообщал, что вылетает ко мне.

* * *

И он прилетел. Художник по волосам, ни разу на моей памяти не взявший нормального отпуска. Помоему, он даже спал с ножницами и феном в обнимку. Вадик стоял передо мной, а я никак, ну никак не могла заставить себя его обнять. Он сам сделал шаг навстречу и взял прядь моих волос – осторожно, словно фарфоровую. Потом спросил: «Для меня накрутилась?» И, видимо боясь услышать правду, сразу добавил: «Секутся». Вадик распушил мою челку на свой любимый, как он считал – единственно верный, манер. Я сильно тряханула головой, чтобы вернуть, как было. В ответ Вадик сообщил, что мы не будем портить день выяснением отношений, что наш поселок – дыра и что приличных отелей тут нет, поэтому он снял кое-что в городе, до которого ехать час, но это ничего, ведь тачку он арендовал, а у меня выходной.

– Как здорово ты все придумал, – сказала я, садясь в машину. – А про выходной откуда знаешь?

Вадик запнулся, суетливо вставляя ключ в зажигание; все мимо. Я смотрела на лагерь через окно, выискивая глазами Антона и боясь, что он меня заметит. Но видела только вяло топтавшуюся на футбольной площадке толпу детей. Слава богу.

– Понятно. Люська сказала, – ответила я вслух сама же себе.

Вадик не отрицал. Машина – длинноносая, глянцево-черная – рыкнула и заурчала; мы тронулись. Выехав на берег, Вадик нажал на кнопку, и крыша машины, медленно скукоживаясь, начала отъезжать назад. Ну да, все правильно. Предполагалось, что от этого фокуса я должна была испытать как минимум эйфорию. Именно ее выражение Вадик тщательно, но тщетно искал на моем лице. Потом что-то говорил про ресторан, в который мы едем, – лучший в городе, про него написали все блогеры. Про отель и про какие-то свадебные идеи. Про то, что сказала об этих идеях его мама. Я не особо вникала.

В ресторане Вадик кокетничал с официанткой. Он так всегда делал, когда хотел «показать мужика». Обычно подкаты его были древними и безнадежными, как старые дедовы «жигули». Девушки сочувственно улыбались нелепой шутке, а Вадик чувствовал себя альфа-самцом и смотрел на меня с видом: «Ну что, съела?» Я обычно в ответ говорила: «Вы нам вина не несите, у нас с желудком проблемы» и пинала его ногой под столом. Но в этот раз как-то и не хотелось: просто сидела, машинально раздирая салфетку.

Вадик спросил у официантки, что она порекомендует. Та прокурлыкала про борщ и шашлыки, в ожидании которых Вадик стал расспрашивать меня, как дела. Я пространно несла всякую ерунду про меланхоличное настроение, пожимала плечами и смотрела в сторону, но только не в глаза.

Еду принесли, и я уже знала наперед, что сейчас будет. Вадик назвал салатную заправку смазкой и сказал, что ее бахнули слишком много. Потом повторил слово «смазка», очевидно, подумав, что я не расслышала шутку. Но я расслышала, Вадик, расслышала, уже полгода назад, честное слово. Он всегда шутил в этой манере. И всегда с удовольствием смаковал момент кульминации, оттягивая его до бесконечности и посматривая на меня в ожидании: смешно или нет? Мне было жалко Вадика, и я смеялась. Даже когда он в сотый раз рассказывал историю о том, как жил в черногорском городе Баре, а все друзья звонили ему и спрашивали: «Привет, ты где?», и Вадик отвечал: «Я живу в Баре», а на том конце провода недоумевали: «В каком таком баре? Почему в баре?» «Ну ты поняла, да? Совпадение значений слова “бар” как названия города и типа питейного заведения. Поняла, да? Смешно, да?»