Смена климата

— Почему другие хотят? — он заерзал на сиденье, вытаскивая сигареты из заднего кармана джинсов. Непростая задача, в таком-то плаще. — От чего, Хасан? Кровь чистая, кровь — это жизнь, что плохого в том, что мы ее пьем?

— Плохо то, что мы мертвые. В нас нет своей жизни, и мы вынуждены красть капли чужой. Очищение означает бессмертие. Ты получаешь нечто, делающее тебя живым, сохраняя все преимущества не-жизни.

— Читерство!

— Что?

— Нечестная игра.

— Мальчик, — Хасан отвлекся от дороги, чтобы взглянуть на него, — это вообще не игра. Настоящие «белые» вампиры не пьют крови с момента афата. Их очищение занимает вечность, они чувствуют голод, но способны бороться с ним и побеждать, и они не слабеют, не погружаются в смертный паралич, остаются живыми, бесконечно голодными, бесконечно сильными… живыми. Людьми.

— Так не бывает.

— Разумеется.

Так не бывало. «Белые» вампиры — просто сказка, и Хасану она никогда не нравилась. Гниловатая у нее была мораль. Сказка говорила, что «белые» вампиры дают свою кровь любому, кто хочет стать как они. И отменяла, таким образом, саму суть очищения. Нечестная игра? Ну, да. Не надо забывать, что для англичанина это означает не игру, как таковую, а нечто некрасивое. Неприемлемое.

Для идеального англичанина. Эталонного.

— Что смешного? — Заноза вспомнил, что он, вообще-то, обижается. Все еще.

Хасан покачал головой.

— А ты хочешь? — Заноза сидел с сигаретой в руках, набираясь смелости, чтобы прикурить.

— Очиститься? Нет. Не в качестве подарка. Разве что его сделал бы ты или Омар. Но у Онезима есть что-то еще, кроме волшебной крови. Возможно дайны власти. Четверо прелатов поддались ему, убедившись в очищении Белтрана из Ментиры. Но как как он убедил самого Белтрана?

— Да уж. Надо ополоуметь, чтоб «поцеловать» мертвяка и не убить после этого, — Заноза передернул плечами. — Шайзе… я даже представить не могу, а я, вроде как, псих высшей пробы. Образцовый. Да, блин, что опять смешного?

— Эталонный, — Хасан не смеялся, во всяком случае, старался не смеяться. — И псих, и англичанин, и вампир.

— Любишь меня?

— Куда от тебя денешься?

Щелкнула зажигалка, салон наполнился запахом табачного дыма, и, не открывая глаз, Заноза буднично произнес:

— Я нашел нам дом. Хочешь посмотреть? Пусти меня за руль, и до рассвета мы как раз успеем туда съездить и вернуться. Если захотим возвращаться.

* * *

Заросшие хвойным лесом горы с двух сторон стиснули каньон, склоны возносились так высоко, что из автомобиля было не разглядеть их вершины, узкий, шумный ручей несся по камням. Дикая местность не просто не выглядела населенной, она выглядела полностью непригодной для жизни. Если говорить о людях, а не о медведях и диких кошках. Этим тут было самое место.

Заноза находил дорогу, не иначе, как шестым чувством. Он видел в темноте, и он был здесь не в первый раз, но для взгляда Хасана узкая полоса асфальта терялась за пределом света фар, и казалось, она разматывается из-под колес машины и исчезает позади.

— Днем не лучше, — сказал Заноза. — Темно, ни неба, ни солнца, одни елки кругом.

— Сосны.

— Ну. И поворота с шоссе не видно, если специально не искать. А по ту сторону холма — взлетная полоса с ангаром. Я подумал, нам не помешает. Традиции, опять же. Земля наша, начиная с поворота… — затянутая в перчатку рука очертила нечто округлое, — короче, я покажу на карте. Места хватает.

— Наша?

— Ага… — Заноза заткнулся, прибавив скорость и сосредоточившись на дороге.

Очень хорошо, что заткнулся и сосредоточился, потому что так носиться по узкому серпантину было перебором даже для него. Хотя, Хасан считал перебором все, что Заноза делал за рулем. Всякий, кто не лишен инстинкта самосохранения, согласился бы с ним.

Нет, лучше было думать не об этом, а об оставшемся без ответа вопросе. Как минимум, речь шла о горе, которую Заноза пренебрежительно назвал «холмом», раз уж по эту сторону шла «их» дорога, а по ту — была проложена «их» взлетная полоса. А на самой горе…

Стоял дом.

Хасан вспомнил черную громаду замка Доуз, заслонившую небо над залитым дождем парком. Здание, выступающее из срезанной горной вершины, казалось таким же огромным. Обманчивое впечатление, оптическая иллюзия, достигнутая за счет того, что дом вырастал над горным склоном, но не так уж он и уступал Доузу в размерах.

Машина промчалась последние пару сотен метров, остановилась так мягко и аккуратно, словно Аллах забыл о ней, когда создавал инерцию.

— Вот как-то так, — пробормотал Заноза. — Это Февральская Луна.

Он дотянулся до брошенного на заднее сиденье лэптопа, открыл его, что-то нажал, и темное, бесформенное строение озарилось изнутри.