СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика

Первая неудача обескуражила Бондарева, и он немного сник, но надеялся на оставшиеся в запасе еще два весомых факта, где Сазонов обвиняется в проматывании военного имущества, разложении личного состава, а также в сокрытии сведений от политорганов о казни немецкого пособника, который оказался родным отцом боевого офицера дивизии. Тем самым Сазонов не только злоупотреблял служебным положением, но и совершил должностное и политическое преступление! Вот так строго оценил Бондарев ошибки в деятельности своего начальника и полагал по старым, довоенным меркам, что тот заслуживает не только отстранения от должности, но и рассмотрения дела в военном трибунале!

Это мнение он и высказал полковнику. Так, постепенно, шаг за шагом, Туманов стал понимать основной побудительный мотив Бондарева, заставивший его обратиться с рапортом, откуда было видно, что майор фиксировал всю деятельность своего начальника в течение многих дней целенаправленно: собрать компромат, чтобы начальника отстранили от должности. И, дабы убедиться в правоте своего предположения, полковник, не перебивая, долго слушал Бондарева о серьезности проступков Сазонова и их политических последствиях, о чем тот говорил почти шепотом, с придыханием, желая тем самым возбудить у слушающего ответственность по изложенным фактам.

Туманов же, когда очередь говорить дошла до него, спросил, может ли военнослужащий иметь запасную пару обмундирования или обуви и имеет ли он право распорядиться ими, и Бондарев вынужден был ответить положительно.

— Ну а тогда, — продолжил полковник, — будем считать, что вопрос о проматывании имущества и, как вы указали в рапорте, его нежелательных политических последствиях снимается, — и очень строго посмотрел на майора — тому уже было не по себе! Однако еще теплилась надежда на то, что Туманов скорее всего оставил на последнее самый серьезный проступок его шефа — сокрытие от политорганов поступивших материалов в отношении капитана Николаева. Бондареву казалось, что, обсуждая этот факт, полковник отбросит свою строгость, встанет из-за стола, пожмет ему руку и выскажет слова благодарности за партийную принципиальность и высокую бдительность. Ведь это не шутка — скрыть от всех такой материал! И кто мог позволить себе сделать это?! Оказывается, сам начальник Особого отдела! Но такой благостной картины Бондарев не дождался.

Туманов посмотрел на часы, небрежно, как показалось Алексею Михайловичу, взял со стола рапорт и со строгим лицом, глядя прямо в глаза, стал делать ему выговор за то, что этот рапорт — результат всеобщего безделья в их отделе, а проверка работы сотрудников показывает, что многие просто устранились от работы и воспитания личного состава.

Вместо того чтобы заниматься делом, собираете материал на своего начальника, тратя на это служебное время! Потом с издевкой отметил, что собранные факты выеденного яйца не стоят и что подобные вопросы надо было решать у себя в отделе — в рабочем порядке! И на эти пустяки майор тратит время, которое он мог бы употребить для усиления боеготовности дивизии, а также время самого полковника, несущего ответственность за всю N-скую армию! Из раздражительной тирады следовало, что Бондарев, хотя и имеет политический опыт работы, не совсем правильно оценил действия своего начальника, а собранные им факты не заслуживают рассмотрения в армейском отделе «Смерша».

Как и многие старшие офицеры, Туманов любил распекать своих подчиненных, встреча с ним никогда не была для них праздником. Вспоминая старую пословицу «Доносчику — первый кнут», он решил разделаться с майором так, чтобы тот заказал себе и друзьям собирать компромат на своего начальника. В его страстном обличении дивизионный отдел уже именовался группой беспринципных бездельников, затеявших склоку между собой, а Сазонов проявляет разгильдяйство, не требуя с каждого работника отчета за каждый час работы, и что это происходит в условиях борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, когда каждый должен отдавать все свои силы на разгром врага, а не заниматься пустым делом. И указал при этом на лежащий перед ним рапорт.

Бондарев настолько растерялся под гневным напором упреков, что не мог даже слова вставить в обличительную речь полковника, сидел красный от волнения и не мог понять, что же случилось с Тумановым. Ведь в начале беседы он так внимательно слушал его, не перебивая, не делая замечаний, и вдруг все повернулось против него. Он пытался уточнить, что есть еще и факты, пока не изложенные им, но полковник, шлепнув ладонью по столу, сказал:

— Все понятно, майор. Сазонов даст мне письменное объяснение по ним. А что касается вашего сообщения о том, что ваш начальник и группа проверяющих слушали запрещенную песню «Темная ночь», так тех певцов просто не известили о запрете. И они об этом не знали.