Смерть Ахиллеса

В сем последнем утверждении Эраст Петрович получил возможность удостовериться, когда, перед самой полуночью, позвонил в дверь знаменитого особняка. Открыл не швейцар, а жандарм при шашке и револьвере, строго выслушал ночного посетителя, но ни слова ему не сказал и оставил дожидаться на пороге — лишь вызвал электрическим звонком дежурного адъютанта. К счастью, адъютант оказался знакомым — капитан Сверчинский. Он не без труда опознал в энглизированном господине оборванного нищего, вызвавшего утром в управлении такой переполох, и сразу стал сама любезность. Выяснилось, что Евгений Осипович, как обычно, перед сном прогуливается по бульвару. Любит ночной моцион и не пренебрегает им в любую погоду, хоть бы даже и в дождь.

Эраст Петрович вышел на бульвар, немного прошелся в сторону бронзового Пушкина — и точно: навстречу неспешным шагом шла знакомая фигура в длинной кавалерийской шинели и надвинутом на лоб башлыке. Стоило коллежскому асессору рвануться навстречу генералу, как откуда ни возьмись, будто из самой земли, по бокам выросли две бесшумные тени, а за спиной обер-полицеймейстера возникли еще два столь же решительных силуэта. Эраст Петрович покачал головой: вот оно, иллюзорное одиночество государственного человека в эпоху политического терроризма. Ни шагу без охраны. Боже, куда катится Россия…

А тени уж подхватили коллежского асессора под руки — мягко, но крепко.

— Эраст Петрович, легки на помине! — обрадовался Караченцев, а на агентов прикрикнул. — Брысь! Надо же, а я тут вышагиваю, о вас размышляю. Что, не усидели под арестом?

— Не усидел, ваше п-превосходительство. Евгений Осипович, идемте в дом, время не терпит.

Генерал вопросов задавать не стал, а сразу повернул к дому. Широко шагал, то и дело искоса поглядывая на спутника.

Прошли в просторный овальный кабинет, сели к длинному зеленого сукна столу напротив друг друга. Обер-полицеймейстер крикнул:

— Сверчинский, будьте за дверью! Можете понадобиться.

Когда обшитая кожей дверь беззвучно затворилась, Караченцев нетерпеливо спросил:

— Ну что? След?

— Лучше, — сообщил Фандорин. — Преступник. Собственной персоной. П-позволите закурить?

Попыхивая сигарой, коллежский асессор рассказал о результатах своих изысканий.

Караченцев все больше и больше хмурился. Дослушав, озабоченно почесал крутой лоб, отбросил непослушную рыжую прядь:

— И как вы трактуете всю эту головоломку? 

Эраст Петрович стряхнул столбик пепла:

— Соболев затевал какой-то дерзкий демарш. Возможно, переворот в духе восемнадцатого столетия. В общем то, что немцы называют putsch. Сами знаете, как Михаил Дмитриевич был п-популярен в армии и народе. Авторитет же верховной власти сейчас пал так низко… Да что я вам буду толковать, на вас все жандармское управление работает, слухи собирает.

Обер-полицеймейстер кивнул..

— О заговоре мне, собственно, ничего не известно. То ли Соболев возомнил себя Бонапартом, то ли, что более вероятно, вознамерился посадить на трон кого-то из родственников государя. Не знаю и не хочу г-гадать. Да и для нашей с вами задачи это несущественно.

Караченцев на это только дернул головой и расстегнул шитый золотом воротник. Над переносицей у генерала выступили капельки пота.

— В общем, наш Ахиллес затевал что-то нешуточное, — как ни в чем не бывало продолжил коллежский асессор и пустил к потолку такую элегантную струйку дыма, что одно заглядение. — Однако были у Соболева некие т-тайные, могущественные противники, осведомленные о его планах. Клонов, он же Певцов — их человек. С его помощью антисоболевская партия решила устранить новоявленного Бонапарта, но без шума, изобразив естественную смерть. Что и было исполнено. Экзекутору помогал наш з-знакомец Хуртинский, имевший связи с антисоболевской партией и, судя по всему, представлявший в Москве ее интересы.

— Эраст Петрович, не так быстро, — взмолился обер-полицеймейстер. — У меня голова кругом. Что за партия? Где? У нас, в министерстве внутренних дел?

Фандорин пожал плечами:

— Очень возможно. Во всяком случае, без вашего шефа графа Толстова не обошлось. Вспомните письмо, оправдывающее Хуртинского, и депешу, покрывающую Певцова. Хуртинский оказался скверным исполнителем. Слишком уж надворный советник был жаден — польстился на соболевский м-миллион, решил совместить полезное с приятным. Но центральная фигура во всей этой истории несомненно — светлоглазый блондин.

Здесь коллежский асессор встрепенулся, осененный новой идеей.

— Постойте-ка… А может быть, все еще с-сложней! Ну конечно!

Он вскочил и быстро прошелся по кабинету из угла в угол — генерал только следовал взглядом за мечущимся Фандориным, боясь нарушить ход мысли многоумного чиновника.