Смерть Ахиллеса

"Милая Зизи, непременно приезжай вместе с Эженом в Москву. Это очень важно. Я не могу тебе сейчас ничего объяснять, но может сдаться, (дальше полстрочки зачеркнуто) что мы долго с тобой не увидимся".

Фандорин подошел к окну и приложил записку к стеклу, чтобы прочесть зачеркнутое.

– Не трудитесь, я уже разобрала, – сказала за спиной дрогнувшим голосом Зинаида Дмитриевна. – Там написано: «что эта встреча будет последней».

Коллежский асессор взъерошил мокрые, только что причесанные волосы. Так, получается, Соболев знал, что ему угрожает опасность? И герцог об этом тоже знал? Вон оно что… Он обернулся к графине:

– Я сейчас ничего не могу вам сказать, мадам, но обещаю, что выясню все обстоятельства. – И посмотрев в полные смятения глаза Зинаиды Дмитриевны, добавил. – Разумеется, со всей возможной д-деликатностью.

* * *

Едва графиня ушла, Эраст Петрович сел за стол и по обыкновению, желая сосредоточиться, занялся каллиграфическим упражнением – стал писать иероглиф «спокойствие». Однако на третьем листке, когда до совершенства было еще очень далеко, в дверь снова постучали – резко, требовательно.

Маса пугливо оглянулся на своего священнодействующего господина, на цыпочках просеменил к двери, открыл.

Там стояла Екатерина Александровна Головина, золотоволосая возлюбленная покойного Ахиллеса. Она пылала гневом и оттого казалась еще более прекрасной.

– Вы исчезли! – воскликнула барышня вместо приветствия. – Я жду, схожу с ума от неизвестности. Что вы выяснили, Фандорин? Я сообщила вам такие важные сведения, а вы сидите тут, рисуете! Я требую объяснений!

– Сударыня, – резко перебил ее коллежский асессор. – Это я у вас требую объяснений. Извольте-ка сесть.

Взял нежданную гостью за руку, подвел к креслу и усадил. Себе придвинул стул.

– Вы сообщили мне меньше, чем знали. Что затевал Соболев? Почему он опасался за свою жизнь? Что т-такого опасного было в его поездке? Зачем ему понадобилось столько денег? К чему вообще вся эта таинственность? И, наконец, из-за чего вы рассорились? Из-за ваших, Екатерина Александровна, недомолвок я неправильно оценил ситуацию, в результате чего п-погиб один очень хороший человек. И несколько нехороших, у которых тем не менее тоже была душа.

Головина опустила голову. На ее нежном лице отразилась целая гамма сильных и, видно, не очень-то согласующихся между собой чувств. Начала она с признания:

– Да, я солгала, что не знаю, чем был увлечен Мишель. Он считал, что Россия гибнет, и хотел ее спасти. В последнее время он только и говорил, что о Царьграде, о немецкой угрозе, о великой России… А месяц назад, во время нашей последней встречи, вдруг заговорил о Бонапарте и предложил мне стать его Жозефиной… Я пришла в ужас. Мы с ним всегда придерживались различных взглядов. Он верил в историческую миссию славянства и в какой-то особенный русский путь, я же считала и считаю, то России нужны не Дарданеллы, а просвещение и конституция. – Екатерина Александровна не справилась с голосом и раздраженно взмахнула кулачком, словно помогая себе проскочить трудное место. – Когда он помянул Жозефину, я испугалась. Испугалась, что Мишель, словно бесстрашный мотылек, сгорит в том жарком огне, к которому манит его честолюбие… А еще больше испугалась, что он добьется своего. Он мог бы. Он такой целеустремленный, сильный, удачливый… Был. Во что бы он превратился, получив возможность вершить судьбами миллионов? Страшно подумать. Это был бы уже не Мишель, а кто-то совсем другой.

– И вы донесли на него? – резко спросил Эраст Петрович.

Головина в ужасе отшатнулась:

– Как вы могли такое подумать? Нет, я просто сказала: выбирай – или я, или то, что ты затеваешь. Я знала, каков будет ответ… – Она зло вытерла слезы. – Но мне и в голову не приходило, что всё закончится таким скверным и пошлым фарсом. Будущего Бонапарта убьют из-за пачки ассигнаций… Сказано в Библии – «будут постыжены гордые».

Она замахала руками – мол, всё, больше не могу, и заплакала навзрыд, уже не сдерживаясь.

Подождав пока минует пик рыданий, Фандорин вполголоса произнес:

– Похоже, д-дело здесь вовсе не в ассигнациях.

– А в чем? – всхлипнула Екатерина Александровна. – Ведь его все-таки убили, да? Я почему-то верю, что вы докопаетесь до истины. Поклянитесь, что расскажете мне всю правду о его смерти.

Эраст Петрович сконфуженно отвернулся, подумав о том, что женщины несравненно лучше мужчин – преданнее, искреннее, цельнее. Разумеется, если по-настоящему любят.

– Да-да, непременно, – пробормотал он, твердо зная, что никогда и ни за что не расскажет Екатерине Александровне всей правды о смерти ее возлюбленного.

Тут разговор пришлось оборвать, потому что за Фандориным явился посыльный от генерал-губернатора.

* * *

– Как содержимое сейфа, ваше превосходительство? – спросил коллежский асессор. – Обнаружили что-нибудь интересное?