Смерть демона (сборник)

– Рон говорил что-нибудь вам или Гарри о5 этом путешествии?

– Нет.

– Я смущена, я просто растеряна. Очень бестактно со стороны Рона беспокоить людей таким образом, я ему это скажу при первом удобном случае. Да я уж тут только что пыталась позвонить ему домой, но там никто к телефону не подходит. Вы думаете, он уже уехал?

– Я не знаю.

– Безвестный край, – сказала миссис Рейнолд. – Но это надо же – безвестный край.

– Я сейчас должна... мне пора уходить, миссис Рейнолд.

– Да, конечно. Прошу извинить, что отняла у вас так много времени. Надеюсь, я вас не всполошила?

– Я... я передам Гарри то, о чем вы просили, как только он вернется.

– Благодарю вас, дитя мое. Уверена, что Гарри сообразит, что надо делать.

– До свидания.

Положив трубку, Телма тщательно вытерла правую руку носовым платком, будто только что прикоснулась к чему-то грязному и запачкалась. Затем встала и, держась за перила, пошла вверх по лестнице. Ребенок в ее утробе стал словно каменным.

Дойдя до спальни, она в изнеможении упала лицом вниз на постель, раскинув руки. Средняя школа. Пахнет книгами, пылью и вощеными деревянными полами. Сегодня читают выученное наизусть. Твоя очередь, Телма. Первую часть монолога мы проработали на той неделе. Нет нужды повторять. Начинай со слов: "Кто снес бы плети..." Тише, дети, Телма декламирует.

Кто снес бы плети и глумленье века,

Гнет сильного, насмешку гордеца

Боль презренной любви, судей медливость,

Заносчивость властей и оскорбленья,

Чинимые безропотной заслуге,

Когда б он сам мог дать себе расчет.

Простым кинжалом? Кто бы плелся с ношей,

Чтоб охать и потеть под нудной жизнью...

– Продолжай, Телма, продолжай.

– Нет, не могу. Забыла.

– Продолжай, Телма.

Когда бы страх чего-то после смерти – Безвестный край, откуда нет возврата Земным пришельцам...[3]

– Какой прекрасный язык, – сказала учительница. Очень, очень мило. Только вкладывай немного побольше чувства, Телма.

Глава 8

Было воскресенье, десять утра, и женщина, совершенно незнакомая главным действующим лицам нашего повествования, собиралась в церковь. Ее звали Селия Рой, она одиноко жила в предместье маленького городка Торнбери на побережье залива Святого Георгия; две замужних дочери да вдовья пенсия – больше ей от жизни ждать было нечего.

Она была из тех женщин, с которыми ничего необыкновенного никогда не случалось. Правда, она видела, как люди умирали, рождались дети, совершались ошибки, происходили трагедии, при носились жертвы, но для Селии все это перемалывалось, как мука под жерновами. И все же она на склоне лет мечтала, мечтала выиграть автомобиль в радиоконкурсе или бесплатную путевку на экскурсию в Голливуд в конкурсе на лучшую рекламу, или же тысячу долларов за лучший кулинарный рецепт. В четверг она собиралась попытать счастья в салоне для игры в бинго[4] при церкви, но даже это не получалось.

Стоя перед зеркалом, которым был украшен буфет, Селия надевала шляпку. Эту шляпку она носила уже три года и могла бы правильно надеть ее в кромешной тьме, к зеркалу подошла по привычке и, собственно говоря, не смотрела ни на шляпку, ни на свою особу. Руки ее дрожали от возбуждения и страха. Было воскресенье, она собиралась в церковь, а на душе у нее было тревожно, ибо она совершила неправильный поступок, возможно, даже грех. Более того, Селия не хотела никому рассказывать о том, что произошло. Пес был мертв. Она закопала его в темноте, и никто об этом не знал.

Перед домом зафыркал старенький "форд" ее дочери Мейбл и, чихнув, остановился. Всякий раз как до Селии доносилось это чихание, ей казалось, что она слышит предсмертный хрип старого мистера Терстона и что мотор уже больше никогда не издаст ни звука, однако Мейбл опытной рукой дергала подсос, то нажимала, то отпускала педаль газа, – понукала машину – и та чудесным образом оживала, тряслась всеми сочленениями, а мотор громко ревел, как бы протестуя против обвинений в старости и немощи.

Мейбл распахнула входную дверь и ворвалась в дом. Это была молодая, живая и подвижная женщина, смешливая и вспыльчивая, она терпеть не могла людей, которые, как она выражалась, тащились по жизни, словно улитки.

– Привет, мам! Ты готова?

– Почти, – ответила Селия. – Я ужасно выгляжу. А все это шляпка. Она теряет свою форму.

– А кто ее не теряет? – бодро сказала Мейбл. – Говорила ж я тебе, чтобы купила новую на Пасху.

– А откуда взять денег?

– Кстати, о деньгах. У меня ни цента, нечего положить на поднос для пожертвований. Джон не получил свой еженедельный чек, вот уже третий раз подряд задерживают. – Она увидела на плетеной жардиньерке материну сумочку и схватила ее. – Не одолжишь мне четверть доллара.

Селия сильно побледнела.

– Стой! Подожди.

– Да что с тобой?

– Я... я не люблю, чтобы лазали в мою сумочку.

– Мне ты никогда не запрещала.

– А вот теперь запрещаю. Дай сюда.