Смерть длиною в двадцать лет

– Она сначала кричала, потом заперлась у себя наверху. Через какое-то время притихла, и я тоже успокоился, но оттуда не доносилось вообще никаких звуков, и я заподозрил неладное… Открыл запасным ключом и вошел.

– Она знала, что у тебя есть ключ?

– Да.

– И что дальше?

– Она лежала на полу в ванной с перерезанными запястьями. Там была кровь, но не так чтобы много. Я перевязал ей руки и отнес в постель, дал таблетки, а потом не переставая названивал вам.

– Когда ты последний раз к ней заглядывал?

– Я проверяю ее каждые десять минут.

Выглядело это довольно правдоподобно. Например, так – капризной своевольной кинозвезде захотелось иметь в своей жизни такую же драму, как в ее фильмах. Нокс говорил мне, что она склонна к истерической перемене настроений, и я сам уже имел возможность в этом убедиться. Но про склонность к самоубийству мне никто не говорил.

– Проводи меня наверх, – сказал я.

Мы поднялись по лестнице, противоположной той, что вела в кабинет Розенкранца, и по тесному коридорчику мимо двух закрытых дверей прошли к приоткрытой двери. Но Мигель все равно постучал перед тем, как войти.

Единственным источником света здесь были два настенных бра, стилизованных под свечи в канделябрах. Они располагались по обе стороны огромной двуспальной кровати. Их свет оставлял желтые пятна на зеленых обоях. На потолке висела люстра, но она только создавала красоту. Открытая дверь сразу за постелью вела в ванную.

Мисс Роуз лежала на постели с ближней к нам стороны, окруженная со всех сторон разнокалиберными подушками, украшенными шнурочками и тесьмой, и только одна из этих подушек была обыкновенной, в наволочке, пригодной для спанья любого человека в любом состоянии. Из-под откинутого одеяла виднелась простыня. На ней безвольно покоилась правая рука мисс Роуз. Запястье было перевязано носовым платком, и я не сомневался, что такой же платок был и на второй руке. В общем, картина была словно скопирована со слезливой киношной мелодрамы.

Мигель приблизился к постели.

– Мисс Роуз… мисс Роуз! Здесь мистер Фостер, он пришел помочь.

Она не шевелилась, и он обратил ко мне полные тревоги и страха глаза. Мне было ясно, что он влюблен в нее. И кстати, зря.

Я тоже подошел, взял ее правую руку, перевернул и развязал платок. То ли она не имела серьезных намерений умереть, то ли просто не знала, как правильно это сделать. На ее запястье были два неровных поперечных, а не продольных пореза, и выглядело это так, словно она в первый раз была не уверена и сделала вторую попытку. Порезы были не так чтобы совсем уж поверхностные, но наложения швов не требовали. Кровь уже запеклась, и на платке оставалось всего лишь небольшое пятнышко. Я нагнулся и взял вторую ее руку – там была та же картина.

Я положил обратно на постель ее левую руку, и в этот момент веки ее дрогнули, и она проговорила что-то по-французски сонливым голосом человека, находящегося под наркотическим воздействием. Она еще что-то пробормотала, потом открыла глаза и, наверное увидев меня, перешла на английский:

– Я не умерла.

– А хотели? – спросил я.

Она закрыла глаза, облизнула губы и проговорила:

– Можно воды?

Мигель побежал в ванную и принес ей оттуда стакан воды. Он вложил его ей в руку, но она просто держала его, поставив на постель и не предпринимая попытки отпить глоточек.

– Если вы хотите вскрыть себе вены, то резать нужно не поперек, а вдоль руки, по направлению к локтевому сгибу, – сказал я. – Только так вы сможете истечь кровью, а порезами поперек запястья ничего не добьетесь.

– А я еще удивилась, почему так мало крови, – сказала она.

– И почему вы хотели покончить с собой? Потому что у вас муж алкоголик, а какие-то полицейские не слишком любезно с вами обошлись?

Мигель у меня за спиной зашевелился, ему явно не нравилась манера, в какой я завел разговор с мисс Роуз. Но он сам вызвал меня, так что ему предстояло вытерпеть от меня все.

Она медленно покачала головой, не поднимая ее с подушки.

– Вы хотите поехать в больницу? – спросил я. – Вы считаете, там вам удастся избавиться от всего этого?

– Я не хочу в больницу, – проговорила она голосом обиженного ребенка. – Я вообще ничего не хочу! Я жить не хочу!

– Вы можете перестать изображать мадам Бовари, – сказал я. – Никто не считает, что вы как-то связаны с этим убийством. Полиции просто нужны заголовки в газетах.

– Это не из-за полиции. – Голос ее немного набрал силу.

– Быть может, когда вы играете такую сцену на съемочной площадке, вас там считают настоящей звездой, но здесь такие фокусы ни к чему не приведут, – сказал я.

– Вы считаете, это была игра?

– Мистер Фостер! – попытался одернуть меня сзади Мигель.

– Да, я так считаю. Вы, видимо, решили, что старлетка, крутившая роман с вашим мужем, задвинула вас на второй план, и решили напомнить всем о своем присутствии в этом мире. Правда, эта ваша выходка привлекла пока только мексиканца и меня.

– Мистер Фостер! – опять возмутился Мигель, на этот раз беря меня за локоть.