– Не могу, Диего. Не теперь. Ты мог избежать этого, старина… Итак, Диего забрал эту вазу себе. Совершенно открыто, разумеется, на глазах у мисс Тусар, ведь действовать тайком не в его натуре. Диего намеревался как-нибудь вернуть ее Помфрету, но все откладывал, пока не стало слишком поздно. Гарде пришлось рассказать мистеру Фишу, что случилось с вазой, и тот ударился в панику. К тому моменту у него появились другие, более существенные секреты, чем дружба с мисс Тусар. Два секрета, если быть точным. Два совершённых убийства. Он даже не мог больше доверять мисс Тусар… ну, полностью: что, если она рассказала Диего, откуда у нее ваза? И вот мистер Фиш взламывает дверь квартиры Диего, забирает вазу и устраивает хозяину западню. Убить хозяина ему не удалось только потому, что мне повезло появиться там раньше Диего. Теперь мистеру Фишу хотелось вернуть вазу владельцу. Так он и сделал, хотя довольно изощренным способом. Он отправил ее по почте мистеру Коху, зная, что тот непременно узнает вазу и вернет ее Помфрету. Короче, прошлый понедельник выдался для мистера Фиша насыщенным и напряженным. Днем он проник в квартиру Перри Данэма и ураганом прошелся по ней. Не знаю наверняка, что он надеялся там найти, но догадываюсь: это была вторая предсмертная записка Яна Тусара, которую скрипач оставил на туалетном столике в гримерной, перед тем как застрелиться. Мисс Моубрей показалось, что она видела две записки, но Перри Данэм заявил, что там лежала только одна. Напрашивается вывод, что одну записку забрал и спрятал сам Данэм – у себя, скорее всего, – и уж если я сумел сделать такой вывод, можно не сомневаться, что на это был способен и мистер Фиш. Более того, ему, вероятно, и не пришлось строить умозаключений: Данэм наверняка признался ему, что завладел запиской, а возможно, даже показал ее. Перри Данэм отличался опрометчивостью и безрассудством, свойственным молодости. Он знал, что имеет дело с загнанной в угол крысой, которая уже сделалась опасной, и все же решился предъявить мистеру Фишу ту записку, скорее всего не зная, что это мистер Фиш…
– Как и мы, – вставил Генри Помфрет. – Если мы вообще с ним знакомы. Конечно, вы вольны нагнетать напряжение сколько угодно… если это часть фокуса…
Фокс обратил к нему тонкую натянутую улыбку.
– Что такое? – безмятежно поинтересовался он. – Вам уже немного не по себе?
Помфрет попытался улыбнуться в ответ, но вышло как-то криво:
– То есть?
– Я о напряжении говорю, – кивнул Фокс. – Естественно, вам любопытно… Например, что именно послужило толчком для моих веских подозрений вечером во вторник. Это я вам с удовольствием открою. Четыре вещи. Каждая из них не особо убедительна сама по себе, но в совокупности – довольно сильный аргумент. Во-первых,
Никто не шелохнулся, никто и слова не проронил. Миссис Помфрет обратилась в статую с прямой спиной и с пронзительным взглядом, устремленным мимо Фокса на фигуру справа от него. Помфрет возмущенно зафыркал – мол, что за вздорную клевету несет этот человек. Тем не менее тяжесть обращенного к нему другого взгляда, пронзающего насквозь, заставила Помфрета забыть о Фоксе и о своих ухмылках. Этот взгляд нужно было встретить, и Помфрет неплохо справился; он принял вызов и ответил на него так хорошо, как только мог.
– Нет, Ирен… – сиплым, но твердым голосом сказал он. – Нет. Уверяю тебя. Нет!
С этим последним «нет» за столом возникло движение, но то был не Помфрет. Копившаяся в Гарде Тусар ярость уже не находила выхода в словах и выразилась во внезапных и стремительных, как молния, действиях. Гарда схватила за тонкий гриф скрипку, лежащую между ней и Беком, и, прежде чем Бек и Диего успели отреагировать, хрупкий и бесценный инструмент пронесся по воздуху. Возможно, Гарда целилась в Фокса, но скрипка пролетела высоко над его головой, врезалась в острый угол металлического шкафа и упала на пол. Бек вскочил, но Фокс опередил его и поднял скрипку.
– Боже милостивый! – воскликнул Диего и, схватив Гарду за руку, силой усадил девушку на место.